Александр Дюма - Сальватор

— Сударь! — воскликнула княжна и побледнела. — Ваш вопрос ужасен, я не стану на него отвечать.

— Тем не менее, — злобно усмехнувшись, продолжал граф, — поскольку неизбежность этого поединка очевидна, вы должны принять сторону одного из противников.

— Я вовсе не считаю, что эта дуэль неизбежна, — пряча глаза, возразила Регина.

— Видя, как вы покраснели, Регина, я убежден в обратном. Ведь я вас знаю, мне известно, что у вас благородное сердце и вам не чужды вопросы чести. На моем месте вы поступили бы точно так же.

— Какой стыд! — пробормотала несчастная женщина.

— Не будем возвращаться к причинам, — сказал г-н Рапт, — поговорим о результатах. Я дерусь с маршалом. На чьей вы стороне? Вот с каким вопросом я имею честь к вам обратиться.

— Сударь, я решительно отказываюсь отвечать.

— Придется, княжна! От вашего ответа будет зависеть ваша судьба.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я не стану продолжать, пока не получу от вас ответ.

— Сударь! Ваша настойчивость ужасна. Должна ли я вам напомнить, что сегодня умерла моя мать?

— Я об этом не забыл, Регина, ведь дуэль — послезавтра.

— Да при чем же здесь я? — в отчаянии воскликнула княжна. — Может, вы хотите, чтобы я пошла к маршалу, бросилась ему в ноги и умоляла отказаться от поединка?

— Вы меня не поняли, княжна, — проговорил граф Рапт, глядя на несчастную женщину свысока. — Разве я давал вам право усомниться в моем мужестве? Или вы считаете меня трусом, который способен просить женщину уладить для него вопросы чести? Я просто прошу вас принять чью-то сторону.

— Замолчите! — крикнула Регина, затрепетав всем своим существом.

— Словом, я вас прошу сказать, кого бы вы желали видеть убитым: своего отца или мужа своей матери?

— Это подло! — со слезами на глазах прошептала княжна.

— Подло, — холодно повторил граф. — Пусть так, однако чего ж вы хотите? Придется с этим смириться. Отвечайте же мне!

— Сударь! — взмолилась княжна, прижав руки к груди. — Именем матери умоляю не требовать от меня ответа на этот вопрос.

— Повторяю, Регина, что и ваша и моя жизнь зависят от этого ответа. Я настаиваю!

— Ах, вы этого хотите?! — вскричала молодая женщина; она пристально посмотрела на графа и стала медленно подниматься.

— Я требую, Регина!.. Простите: прошу.

— Пусть будет по-вашему! — скрестив на груди руки, проговорила Регина и шагнула к графу. — Раз вы требуете, вот мой ответ: я вас ненавижу…

— Регина! Регина!

— Ненавижу так, — продолжала княжна, — как только может ненавидеть человек!

— Регина, Регина! — багровея, повторил граф. — Будьте осторожны!

— Я ничего не боюсь, — сказала Регина. — Опасаться мне следует только вас, а чего можно ждать от меня, вы давно знаете.

— Регина! Всякому терпению приходит конец.

— Кому вы это говорите, сударь? Разве меня можно обвинить в нетерпимости, если вы до сих пор находитесь в моей комнате и я вас слушаю?!

— Регина! В моей власти вас погубить или спасти!

— Вы можете меня спасти лишь в одном случае, сударь: если умрете! — гордо произнесла молодая женщина.

— Регина! — разъярился граф, бросаясь на княжну, будто хотел ее задушить.

Но она остановила его холодным взглядом и произнесла:

— В чем дело, отец?

Граф Рапт отступил.

— Выслушайте меня! — попросил он.

— Я не желаю вас больше слушать.

— А придется!

Регина схватилась за шнурок звонка.

— Не зовите никого! — остановил ее, бледнея, граф Рапт. — Я ухожу. Но, выйдя отсюда, я во всем признаюсь маршалу.

— Что вы имеете в виду? — подходя к нему ближе, спросила княжна.

— Маршал считает вас своей дочерью, — продолжал граф. — Я открою ему глаза.

— Сударь! — воскликнула несчастная женщина. — Если вы когда-нибудь имели хоть малейшее понятие о добре и зле, вы этого не сделаете.

— Я сделаю так, как имел честь вам сказать, — пригрозил граф, направляясь к двери.

— Сударь! Сударь! — бросаясь к нему, вскричала Регина. — Что вы хотите, чего вы от меня требуете в обмен на покой этого благородного человека?

Граф обернулся, и на его губах мелькнула едва заметная усмешка.

— Как видите, — сказал он, — нам необходимо переговорить.

— Я вас слушаю.

— Не стану возвращаться к вопросу о том, на чьей вы стороне, — насмешливо продолжал граф и прибавил: — Вы меня достаточно на этот счет просветили. Я хотел знать перед тем, как умру, — ведь вы же понимаете, что я не стану защищаться в поединке с этим стариком, — не будете ли вы после моей смерти хоть немного снисходительнее к моим прегрешениям, видя, что я их готов искупить? Я хотел знать ваше мнение на этот счет, так сказать, из могилы! Каким бы великим преступником ни был человек, который говорит с вами сейчас, Регина, он дал вам жизнь. Я хотел услышать не о том, что вы с сожалением отнесетесь к смерти отца (увы, я не заслуживаю ваших сожалений!), но просто пожалеете его и простите в глубине души. Наконец, я хотел перед смертью узнать, не придет ли вам в голову мысль, что я был несчастен, ничтожен, если угодно, но не злобен, и не достоин ли я после смерти получить прощение за свою жизнь. Вот какова была моя цель, Регина! Простите, что я не смог объясниться яснее.

Граф произнес эти слова скорее с пафосом, нежели с чувством, однако на княжну Регину они подействовали.

Вряд ли нам представится более удобный, чем теперь, случай, дорогие читатели, сказать несколько слов о доброте женщин и злобности мужчин. Перед вами создание доброе, порядочное, кристально честное, искреннее до беспощадности, верное до жестокости. Перед вами женщина, говорим мы, которая только что произнесла страшные слова: «Вы можете меня спасти лишь в одном случае: если умрете!» И вот эта женщина смягчается перед таким человеком. Она переживает волнение, слыша его слова, будто заученные хорошим актером, заглядывает в собственную душу, спрашивает собственное сердце: не слишком ли строго она с ним обошлась, не была ли она сурова, жестока, несправедлива по отношению к этому человеку, ведь он в конечном счете ее отец? Вот во власти каких чувств она оказывается, слыша куплет, пропетый этим гистрионом…

— Господин граф! — говорит она. — Простите меня за резкость. Я простая смертная и не имею права хотеть или не хотеть чьей-то смерти. Я полагаюсь на Божью справедливость.

Лицо графа осветила довольная улыбка:

— Регина! Благодарю вас за эти добрые слова. Будьте уверены, я оправдаю ваше отношение. Слово мужчины, идущего на смерть, свято: Регина, простите мне грехи, совершенные мною при жизни, и пожалейте несчастного, когда его не станет.