Царская невеста - Виктория Анатольевна Воронина

- Мой господин, слава Аллаху, наконец я увидела вас! – со слезами на глазах воскликнула молодая женщина. Она упала на колени, обняла ноги своего венценосного мужа и пролепетала: - Ваша служанка Айгуль приветствует вас!

Фатима-Султан довольно улыбалась, все шло так, как она задумала. На самом деле она не намеревалась продавать неугодную ей невестку работорговцам, а только хотела преподать своему строптивому сыну урок, показать ему как важна власть для мужчины, если он хочет удержать для себя и защитить то, что ему особенно дорого. И она заточила Айгуль в своем загородном поместье. Но сын сделался еще более своенравным, и когда он решил сделать величайшую глупость в своей жизни – сменить веру, чтобы жениться на русской – султанша решила вернуть ему его любимую игрушку в виде жены-танцовщицы, чтобы воспрепятствовать этому греху.

Всеми забытая Маша стояла в сторонке и с болью в сердце чувствовала, как разбиваются на мелкие кусочки все ее сокровенные мечты и надежды. Айгуль оказалась еще более красивой, чем она раньше представляла ее себе, и эта луноликая красавица с миндалевидными глазами и нежными, как только что расцветшая роза губами без остатка завладела вниманием ее жениха. Ильдар повел свою вновь обретенную жену в покои, которые она прежде занимала, желая без помех поговорить с нею, а его русская невеста осталась одна, как бы отданная на милость его матери Фатимы-Султан и служителей гарема.

» Глава 14

Фатима-Султан что-то прошептала на ухо главному евнуху, и Кизляр-ага послушно повел Машу в отдаленный тесный флигель, где помещались второразрядные и не пользующиеся влиянием наложницы. Русской невесте выделили лежак в темном углу и делить флигель ей надлежало с двумя ногайскими девицами, чьи отцы, происходя из торгового сословия, не могли похвастаться знатностью происхождения, но их выбрали в гарем касимовского хана за привлекательную внешность. Красота тоже не помогла Асият и Лейле выбиться в фаворитки. Год пребывания в гареме не пошел молодым ногайкам на пользу. Они маялись бездельем, поедали сладости в неумеренном количестве и развлекались сплетнями. Их тела набрали лишний вес, черты лица поплыли и девиц не выдворили из гарема лишь потому, что никто ими особо не интересовался. Присматривала за ними старуха Зульфия, которая докладывала матери касимовского хана о каждом шаге, слове и даже вздохе наложниц. Новая жительница флигеля стала для Асият и Лейлы как бельмо в глазу, и они злобно потешались над нею, смеясь над тем, как быстро владыка Ильдар забыл о ней и сослал в помещение для ненужных наложниц.

Маша почти не реагировала на насмешки своих завистливых товарок. Она жила как во сне, потрясенная поведением забывчивого жениха. Неужели он вовсе не дорожит ею с момента появления прежней любимой жены, если перестал проявлять к ней интерес? Вначале девушка ожидала, что Ильдар вот-вот пошлет за нею, но дни шли за днями, никто из евнухов не приходил за нею, и ее надежда на новую встречу с любимым гасла. А ногайки подливали масла в огонь, рассказывая ей, что хан почти все время проводит у своей жены Айгуль.

Надзор над Машей ослабел с началом священного месяца Рамадана, предписываемого правоверным мусульманам соблюдать строгий пост и усиленно молиться. Едва рассвело, раздался призыв с минарета муэдзина «азан» к совершению обязательной утренней молитвы. Все обитатели гарема поспешили в мечеть, желая заслужить милость Аллаха и показывая свое рвение. Маша осталась одна и желая развеяться, она пошла в сад к небольшому фонтану.

Девушка присела на край каменного бассейна и печально опустила голову. Все ее надежды рассеялись как дым, она по-прежнему находилась в забвении у своего избранника, который клятвенно обещал жениться на ней, но не сдержал своего слова. Теперь у Маши вовсе не осталось силы для борьбы с неблагосклонной к ней судьбой, и по ее лицу пробежала одна слеза, затем другая, смешиваясь с тонкой струей фонтана, льющейся в бассейн.

- Что опечалилась, душа моя? Тосковать по мне начала? – раздался до боли знакомый Маше голос.

Маша быстро подняла голову и увидела, что слух ее не обманул – хан Ильдар стоял неподалеку от нее, да еще с лукавой улыбкой на губах. И от этого вместо радости девушка ощутила злость впридачу с желанием чем-то огреть по голове своего забывчивого благоверного. Мало того, что много дней не давал ей о себе знать, да еще смеется над ней негодник!

- Вовсе не о тебе думала, касимовский царь, по милым родителям и братьям с сестрами соскучилась, - гордо ответила дочь воеводы Плещеева, стараясь сохранить хотя бы внешнее достоинство и не показать, что у нее разбито сердце. – Коли не нужна я тебе, то отпусти меня домой, ведь всего тебе дороже твоя супруга Айгуль, любишь ты ее всей душой, не так ли?!

- Да, я всей душой люблю Айгуль, свой Лунный Цветок, - легко согласился с нею Ильдар, и мечтательно продолжил: - От малейшего ее движения мое прежде спокойное сердце начинает биться с неистовой силой, даже луна в осеннюю пору не так прекрасна, как моя возлюбленная жена. Солнцеликие райские гурии не смогут быть такими красивыми и нежными, как она, и расцветшие розы не сравнятся с прелестью ее губ.

Пробудившаяся ревность обозленной кошкой начала скрести своими когтями сердце Маши при перечислении непревзойденных достоинств ее внезапно появившейся соперницы, но она сдержалась и сухо сказала:

- Я узнала, что хотела знать, и больше никакая сила не удержит меня в Касимове. Сегодня же уеду в Москву, и если ты, владыка Ильдар, не желаешь окончательно рассориться с великим государем Алексеем Михайловичем, то не чини никаких препятствий к моему возвращению!

- Душа моя, ты должна забрать в Москву также меня с собой, - напомнил ей молодой хан.

- Что тебе делать в Москве, изменник!!! – прорвало тут Машу. – Коль ты сделал свой выбор, так придерживайся его, не береди мне душу!

- Да, я сделал свой выбор, - подтвердил ее слова молодой хан, и страстно схватив девушку в свои объятия, начал покрывать ее лицо пылкими поцелуями. – Мое сердце до сих пор волнует милая Айгуль, но целовать я хочу тебя, спать на ночном ложе с тобой и моей единственной женой будешь ты!

Маша замерла от очередного потрясения, а затем слабо проговорила: