Карен Робардс - Твоя навсегда

– Если вы хотите, чтобы я оделась, вам придется выйти и оставить меня одну, – холодно проговорила она.

Хью мгновение колебался, потом пожал плечами и направился к двери.

– Только одевайтесь побыстрее, – бросил он через плечо. – Я скоро вернусь. Запритесь изнутри.

Клер кивнула. Едва он ушел, она бросилась к двери и заперла ее. Если даже никто ее не потревожит, с защелкой на двери ей будет гораздо спокойнее.

Уже закрывшись, Клер услышала голос Джеймса с другой стороны коридора. Должно быть, он возвращался, когда Хью вышел из каюты.

– Ваша девица дурачит вас, мастер Хью, как вы не видите? – Голос Джеймса был злобный и одновременно просительный. – Конечно, она красотка, но ведь речь идет о вашей жизни. И о моей тоже, между прочим.

– Не беспокойся, Джеймс. Поверь, она такая же Софи Тоубридж, как мы с тобой – сказал Хью.

– А… так она сумела все-таки вас убедить? Они отошли от каюты, и Клер уже не слышала их беды. Впрочем, это не имело значения, она поняла ситуацию: Хью ей верил, а Джеймс – нет, и он намеревался переспорить хозяина. Удастся ли ему это?

Однако времени на раздумья не было. Ей следовало побыстрее одеться. Она по-прежнему чувствовала себя больной – кружилась голова, подташнивало, подгибались колени. А ведь предстояло еще сойти с корабля…

Как приказал Хью прошедшей ночью, Джеймс поставил на пол возле шкафчика кувшин с водой и таз – с них она и начала. Возле таза лежала щетка для волос и несколько ее шпилек (видимо, Джеймс вынул их из одежды или подобрал с пола). При виде своих предметов туалета Клер невольно улыбнулась. Имелись также полотенце, мыло, зубной порошок и ручное зеркальце. Хотя мыло было самое простое, без всякого аромата, оно показалось ей лучше любых душистых кусков, которые она когда-либо держала в руках. А почистив зубы, Клер сразу же почувствовала себя значительно лучше. За отведенное ей время она ничего не могла сделать с волосами, поэтому просто расчесала их и собрала на затылке в пучок. После этого она кое-как оделась – швы корсета были еще сырые, как и подол нижней юбки, а также пышные рукава, но все же это было ее собственное платье.

Она еще боролась с проклятыми пуговицами на спине, когда послышался стук в дверь.

– Откройте, – приказал Хью.

Шлепая босиком к двери, Клер поняла, что не так уж жалеет, что не докончила с пуговицами; ей опять стало ужасно плохо, и она готова была сойти с корабля в не застегнутом платье, лишь бы поскорее оказаться на твердой земле.

Задвижка на двери показалась тяжелее, чем раньше. С каждой секундой тошнота подступала все ближе… Когда же Клер наконец отступила от двери и вошел Хью, она заметила, что фонарь раскачивается на цепи как бешеный.

– Мне надо побыстрее на берег, – пробормотала она, схватившись за дверной косяк; ей казалось, она вот-вот упадет.

– Вы позеленели. – Хью взглянул на нее с беспокойством. По крайней мере, у него хватило деликатности или ума не ухмыльнуться. – Что, еще не оделись? Корабль причаливает, потому и качка. Как только его привяжут, мы должны быть готовы к выходу. Позвольте я вам помогу.

Он обхватил ее за талию, и Клер с благодарностью прислонилась к нему и положила голову ему на плечо. Хью подвел ее к стулу, на котором стояли приготовленные Джеймсом туфли, и, убрав туфли, усадил свою пленницу на сиденье. Присев перед ней на корточки, он положил холодную босую ступню Клер себе на колено – она заметила, как плотно облегают черные бриджи его ногу, – и стал ее обувать. Очевидно, Джеймсу не удалось добыть для нее чулки, но Клер сейчас это не очень-то заботило; она чувствовала ужасную слабость, поэтому предоставила Хью делать с ней все, что тот захочет. Надев на ее босую ногу туфельку, он с ловкостью заправской горничной застегнул на щиколотке черную атласную пуговицу. Однако он ничуть не походил на горничную – при виде его длинных, сильных и очень мужских пальцев Клер вдруг почувствовала, что даже тошнота отступает.

«Но в постели, наверное, все мужчины одинаковы», – подумала она со вздохом.

Эта неожиданная мысль весьма шокировала ее. И еще больше ее шокировала другая мысль: она вдруг подумала о том, что, наверное, напрасно остановила Хью ночью, напрасно сказала «нет».

Но почему же она его остановила? Только потому, что она леди и замужняя женщина. Как ни странно, но сейчас ей эта причина показалась совершенно незначительной по сравнению с тем чувством, которое она испытывала при малейшем его прикосновении. У нее пересохло во рту, когда она наконец-то осознала, что желала его, что больше всего на свете хотела, чтобы он взял ее.

– Вы опять побледнели, – сказал Хью и нахмурился.

Под взглядом его серых глаз Клер едва не свалилась со стула. Она тут же напомнила себе, что он не мог знать, о чем она сейчас думала. Или мог? Нет-нет, конечно же он ничего не мог заподозрить. И вообще теперь ей следует подумать совсем о другом. Например, об этой сумасшедшей качке, от которой у нее в желудке все переворачивается.

– Мне нужно немедленно сойти с корабля, – проговорила Клер с отчаянием в голосе.

– Да, конечно. Потерпите еще немного. – Хью принялся надевать вторую туфлю.

Она смотрела на него с растущим ощущением собственного ничтожества. Хью действовал быстро и ловко, и она не знала, чувствовал ли он что-нибудь, кроме сострадания к ее бедственному положению. Обмотав ленточкой ее лодыжку, он завязал бантик. Всю жизнь она страдала от тошноты во время быстрого движения, но у всех ее страдания вызывали только раздражение; люди считали это проявлением слабости. Дэвид, например, был убежден: для того, чтобы во время долгого путешествия хорошо себя чувствовать, нужна всего лишь сила воли, вот и все. При их последней совместной поездке из Хейли-Касла в Лондон он велел кучеру погонять лошадей, нисколько не заботясь о тряске в карете, хотя к тому времени уже знал, что жене гарантирована тошнота. А когда ее действительно стошнило, муж сказал: «Ты мне отвратительна». При первой возможности он нанял себе лошадь, чтобы остаток пути проделать верхом. Это был последний раз, когда они вместе проводили время. После того дня он как будто забыл о ее существовании.

Иногда она гадала: сложилась бы их жизнь иначе, если бы в тот день ее не стошнило? Конечно, ответ мог быть только один – нет, ничего бы не изменилось. Но она все же гадала… До сих пор. А сейчас ей вдруг стало все равно.

– Ну вот. – Хью поставил ее ногу на пол и улыбнулся.

Она попыталась улыбнуться в ответ, но у нее ничего не получилось, Хью нахмурился и поднялся на ноги. Потом вдруг подхватил ее на руки, и Клер, вскрикнув от неожиданности, вцепилась пальцами в его плечи.

– Что вы?.. – пролепетала она. Теперь лицо его было совсем близко, и Клер, заглянув в серые глаза, внезапно почувствовала, что привлекательность этого мужчины опять вызывает в ней тревогу. К тому же у него были' такие широкие плечи, такие крепкие руки… Он нес ее к койке так, как будто она совершенно ничего не весила.