Александра Хоукинз - Ночь с пылким негодяем

— Какая разница? — отозвался Сэйнт. — Зная Сина, можно не сомневаться, что ему, чтобы заполучить разрешение, достаточно было пустить в ход свое знаменитое обаяние.

Смех Хантера привлек к себе всеобщее внимание. Этого янтарноглазого красавца герцога ростом шесть футов и два дюйма уже окружили несколько женщин.

— Нет, дело не только в обаянии. Держу пари, молва о нас уже дошла до ушей хозяйки. Если среди клиентов заведения будут порочные лорды, это только увеличит славу «Золотой жемчужины».

— Раз не нужно благодарить Фроста за этот приятный вечер, мне не интересны подробности нашего везения, — сказал Сэйнт, мановением руки отсылая лакея, который приблизился к ним с шампанским на подносе. В горле у него было сухо, но он предпочел бы что-нибудь покрепче, чем эта шипучка.

Вейн дружеским жестом положил руку ему на плечо. Он считался самым младшим в их группе, хотя на самом деле был на семнадцать дней старше Хантера. В свои двадцать два Вейн так и не поборол юношеской склонности к излишествам и досадной страсти к вину.

— Согласен. Мы никогда не узнаем, как все было, и лично я предпочитаю провести время в обществе вон той симпатичной блондиночки, что стоит у двери, а не выслушивать весь вечер похвальбу Фроста по поводу того, какой он умный.

— А ты подсунь ему эту блондинку, — предложил Сэйнт, и Хантер с Рейном согласно закивали, — и он найдет своему языку другое применение. — С этими словами он ушел искать бренди.

Разговор продолжился без него.

— Не удивлюсь, если окажется, что Фрост и Син уже заполучили лучших лошадок в конюшне, — пробурчал Вейн.

— Они не эгоисты. — После этих произнесенных успокаивающим тоном слов Рейна у Сэйнта промелькнула мысль: а может ли вообще что-нибудь поколебать вечное спокойствие графа?

— А ведь верно! Помню, однажды вечером…

Сэйнт не стал дослушивать рассказ Дэра о том, что случилось однажды вечером, а направился к широкой лестнице, чтобы спуститься в зал.

Зал являл собою восхитительное зрелище: повсюду роскошная лепнина, мраморные статуи, богатые гобелены, а наверху, в центре потолка, барельеф, изображающий падение Адама и Евы, — напоминание о том, что в «Золотой жемчужине» нет места невинности и целомудрию. Сэйнт раскланялся с несколькими джентльменами и замедлил шаг, чтобы получше рассмотреть статуи и картины. Было видно, что при оформлении помещения не экономили, и Сэйнт про себя похвалил хозяйку за прозорливость, благодаря которой в Лондоне появилось заведение, привлекательное во всех отношениях даже для самых утонченных аристократов. Бордель вполне мог бы сойти за городской дом какого-нибудь дворянина, и даже Сэйнт вынужден был признать, что осмотр заведения доставляет ему удовольствие.

Спустившись на вторую лестничную площадку, он обратил внимание на двух дюжих лакеев, которые стояли по левую руку от него у двери, ведущей, как он предположил, в большую галерею или зал для танцев. Один из лакеев бросил на него взгляд, но, похоже, Сэйнт его не заинтересовал, поскольку он стал смотреть в другую сторону. Эти люди были слишком рослыми и крепкими для своего положения. Судя по их виду, это были боксеры, нанятые для того, чтобы без лишнего шума, тактично, но жестко усмирять причиняющих беспокойство клиентов. Сэйнт, как и остальные порочные лорды, многие годы оттачивал бойцовское мастерство, но сегодня вечером он присоединился к друзьям не для того, чтобы тратить время на этих двух образин. Во-первых, он хотел выпить бренди. А уж потом, отведав прекрасного напитка, он решит, которая из многочисленных очаровательных барышень, прохаживающихся по залу, устроит ему приватную экскурсию наверх.

Тут-то он ее и увидел.

Владелицу «Золотой жемчужины». Вокруг этой личности ходило множество разных слухов, и все они сходились в одном: это довольно своеобразная особа, туалетам и украшениям которой позавидовало бы большинство герцогинь. Сейчас он узнал эту загадочную женщину по синей полумаске на ее лице.

Много разговоров было о том, что она предпочитает скрывать верхнюю половину лица под маской, и джентльмены уже начали делать ставки на то, кто первый заставит хозяйку «Золотой жемчужины» ее снять.

Неожиданно Сэйнту захотелось стать этим счастливчиком.

Эта женщина была буквально создана для греха: рост пять футов шесть дюймов, одета в платье, расшитое небольшими букетами, из настолько тонкого белого муслина, что под определенным углом можно было различить соблазнительные темно-синие ленты с бантами, удерживавшие чулки. Между ее высокими упругими грудями поблескивала золотая брошь с бриллиантами, помещенная туда, очевидно, для того, чтобы привлекать мужские взгляды. Одно плечо ее прикрывала синяя шерстяная шаль, но это было не проявление скромности, а желание подчеркнуть яркость убранства. Руки скрывали высокие белые кожаные перчатки, восхитительные пшеничные локоны обрамляли лицо, а сзади волосы были сплетены в косу, украшенную золотистыми лентами и жемчугами.

Поймав взгляд Сэйнта, хозяйка извинилась перед стайкой окружавших ее поклонников и направилась к нему. Приковавшая его внимание женщина с высоко поднятой головой и легкой улыбкой на устах была не из тех застенчивых скромниц, которые дожидаются, когда кавалеры подойдут к ним.

Оказавшись рядом с лордом, она присела в реверансе.

Манеры ее были так же изысканны, как и наряд.

— Добрый вечер, monsieur[2], — произнесла она с хорошо заметным акцентом, от которого у Сэйнта внутри потеплело, словно от подогретого бренди.

Женщина не была француженкой, и выговор у нее был совсем не такой, как у английских аристократок. Голос у нее был необычным и очень соблазнительным. Сэйнт замер в ожидании следующей фразы.

И она не разочаровала его.

— Меня зовут мадам Венна. Я заметила, как вы любовались моей «Золотой жемчужиной». Вы находите, что мои скромные старания не были потрачены впустую, oui?[3]

Сэйнт попытался вспомнить, бывало ли такое, чтобы от слов женщины у него отнимался язык и путались мысли, и не смог. Даже несмотря на полумаску, скрывавшую верхнюю часть лица, ее красота бросалась в глаза. Благодаря бледной безупречной коже и точеным скулам она могла бы сойти за даму благородного происхождения, но ее занятие… Полные губы были слегка подведены алой помадой так, чтобы привлекать мужские взгляды к ним, и они дрогнули от удивления, поскольку Сэйнт не ответил на ее вопрос.

Он поклонился.

— Я был невежлив. Прошу меня простить. Мое имя Саймон Джефферс, маркиз Сэйнтхилл. Да, я поражен красотой «Золотой жемчужины».