Сычев К. В. - Роман Брянский

Вдруг возникло оживление: из разведки возвратился посланный еще на рассвете летучий отряд. Воины, не прекращая движения, слегка расступились, пропустив посланцев к полководцу. Урянх-Кадан внимательно выслушал донесение. Итак, его предположение подтвердилось! Впереди лежал большой цветущий город, жители которого и не подозревали о приближении врага.

Темник прищурился, улыбнувшись своей хищной, волчьей улыбкой. Ну, вот! Наконец-то далекий путь монгольских воинов будет оправдан: здесь наверняка есть, чем поживиться!

После очередного быстрого совещания с командирами Урянх-Кадан отправил гонца к Бури с подробным сообщением о противнике и своем плане действий, предлагая тому внезапно атаковать город со стороны лесостепи, в то время как он сам обрушится на беспечных русских со стороны реки.

Ответ Бури пришел очень быстро: план молодого полководца одобрен!

В воскресный солнечный день жители Вщижа занимались своими обычными делами. Самые достойные из них пребывали в церкви – большом каменном храме, построенном еще в прошлом веке греческими умельцами по заказу покойного, умершего бездетным, удельного князя Святослава Владимировича. Вел службу священник Прокопий, грек, приглашенный в город нынешним князем Олегом. На хорах стояла княгиня Мария со своими служанками, внизу толпились видные люди города: купцы, ремесленники, старшие дружинники.

Старый бездетный князь Олег остался дома по нездоровью. Он лежал на широкой теплой постели в большой спальне своего златоверхого терема и грезил. Князю вспоминалось далекое детство, молодой и красивый отец, нежная и ласковая мать…

Вдруг он проснулся. Со стороны теремного двора доносился быстро приближавшийся конский топот, сначала напоминавший сильный дождь, но постепенно превратившийся в цокот множества копыт. Внезапно раздался чей-то отчаянный, дикий вопль, и в одно мгновение княжеский терем буквально затрясся от ужасного шума, какой издают многие тысячи людей, закричав едва ли не одновременно. Князь вздрогнул, с усилием приподнялся и стал медленно слезать на пол. С большим трудом он доковылял до окна и раздвинул ставни: в глаза ударил солнечный свет, в потоках которого по всему двору метались растерянные люди, преследуемые вооруженными всадниками.

– Неужели это сон?! – подумал князь Олег и ущипнул себя за щеку. Но это был не сон. С треском ворвалась в окно большая оперенная стрела, рассыпая вокруг себя снопы искр и едва не задев ему голову. Ударившись в стену, стрела воткнулась в податливое дерево и, ярко вспыхнув, подожгла окрашенные бревна. Князь не успел опомниться, как вся его спальня запылала и наполнилась удушливым дымом.

– Вот и смерть моя наступила! – подумал он и склонил свое измученное болезнями тело в сторону иконостаса, невидимого из-за пожарища. Некому было помочь последнему удельному владыке: в тереме не было ни души! Стоя на коленях, князь Олег громко и истово молился. Постепенно его голос затихал: подошла беспощадная смерть от угарного удушья…

В мгновение ока город был захвачен врагами и подожжен. Несчастные жители даже не успели опомниться, как были почти поголовно перебиты. Даже детей степные хищники умерщвляли с невероятной жестокостью, словно избавляясь от свидетелей своих злодейств. Снег по всему городу почернел и покраснел от крови.

Часть вщижан попытались спастись в ближайшем лесу на пути к княжеской усадьбе-пасеке. Но когда они выбежали на опушку, где стоял дом пасечника, управлявшего здешним княжеским хозяйством, их со всех сторон окружили монгольские всадники. Они не щадили никого. Вопли и стоны умиравших были слышны за несколько верст. Кровавую лужайку так и назвали потом «Рудня» в память о безжалостной массовой резне.

В это же время захватчики, овладев всей городской крепостью, окружили каменную церковь и попытались ворваться в нее. Но прихожане накрепко затворили железные ворота и решили не сдавать свой последний оплот.

Священник и дьякон в праздничных ризах продолжали торжественное воскресное богослужение.

– Молитесь, мои дети, – спокойным уверенным басом промолвил отец Прокопий. – С нами Господь! Да услышит Он наши молитвы и воздаст нам!

– Господи, помилуй! – троекратно пропел церковный хор, и прихожане стали громко славить Бога, вымаливая спасение от неведомых, ужасных врагов.

Монголы подкатили к церкви особые осадные тараны, которые они везли на всякий случай с собой. С первых же ударов церковь закачалась и дрогнула, обдав нападавших кирпичной пылью и камнепадом. Враги настойчиво продолжали сокрушать прекрасное здание. Они еще больше ожесточились, услышав пение молившихся в храме. Наконец, после особенно сильного удара, церковь покосилась и с шумом рухнула, задавив своими сводами всех, кто находился внутри. Пострадали и захватчики. Каменные балки обрушились и на стенобитные машины, придавив своей тяжестью около двух десятков монголов! Их товарищи, услышав шум и вопли, кинулись расчищать завал, но помочь не смогли ничем: из-под обломков боевых таранов удалось извлечь только одни трупы. Их сложили на открытую повозку и отправили к усадьбе-пасеке покойного князя, где в большом доме управляющего расположились главари монгольского войска.

Уничтожив всех, кто мог оказать сопротивление, степные воины разбрелись по всему городу. Одни обирали и грабили трупы, другие поджигали уцелевшие дома и постройки, подливали горючую смесь на бревенчатые стены крепости. Особый отряд воинов с большими глиняными горшками обходил разбросанные по всем улицам трупы. Монголы вскрывали брюшину покойников и извлекали оттуда белый нутряной жир – их знаменитое горючее зелье! В плен были захвачены только женщины. Из них отобрали два десятка самых молодых и красивых и повели к лесной княжеской усадьбе. Остальных же на глазах уводимых безжалостно перебили своими кривыми мечами, побросав трупы в пропитавшийся пеплом и кровью снег. Напуганные женщины, крепко связанные монгольскими веревками, быстро следовали за всадниками, тащившими их своими длинными волосяными арканами.

Среди несчастных, плакавших, потерявших всякую надежду на спасение вщижанок, шла и молодая красивая купчиха Василиса, муж и сыновья которой были в отъезде на далекой чужбине. Она всячески подбадривала отчаявшихся баб, стараясь их успокоить.

– Не плачьте бабоньки, – говорила она. – С нами Господь, если мы еще не испили из смертной чаши!

– Куда же волокут нас эти лютые враги? – спросила ее, размазывая слезы на грязном лице, белокурая четырнадцатилетняя красавица Влада, невеста княжеского управляющего пасекой.

– Не знаю, – ответила Василиса, – наверное, в свой плен. Но помолимся Господу, чтобы отвратил от нас жестокую напасть!