Виктория Холт - Избранницы короля

Отплытие было самое торжественное. «Августейший Карл», гигант с шестисотенной командой и восьмьюдесятью пушками на борту, встретил прибытие кортежа орудийным салютом; вся прибывшая на Террейро до Пасо знать в последний раз подходила к Екатерине, чтобы коленопреклоненно приложиться к ручке английской королевы. Наконец Екатерина ступила на баркас, который, под звуки музыки и прощальные возгласы соотечественников, устремился к «Августейшему Карлу».

Вместе с ощущением зыби под ногами на Екатерину вдруг навалилось чувство безысходного отчаяния. Ведь все ее мечтания о муже — благородном принце, предлагавшем свою жизнь взамен на жизнь отца, о возлюбленном, писавшем ей нежные письма, — все это были лишь девичьи грезы; сейчас же она впервые с пронзительной остротой почувствовала, что теряет ради него родной дом, любовь своих братьев и, главное, близость матушки.

Ей стало страшно.

Подошла Эльвира.

— Ваше величество, вам следует немедленно отправляться к себе в каюту и не выходить оттуда до отплытия.

Екатерина, не говоря ни слова, позволила себя увести.

— Отделка вашей каюты проводилась под личным наблюдением короля, — говорила по дороге Мария. — Он сам продумал каждую мелочь в ней. Я слышала, что в этом своем «Августейшем Карле» он просто души не чает и что таких кают, как ваша, сроду не бывало ни на одном корабле.«Ну и что из того? — думала Екатерина. — Разве я могу сейчас думать о какой-то каюте, хотя бы даже он сам отделывал ее для меня? Ах, матушка... Я знаю, что мне уже двадцать три и что я уже взрослая женщина, но ведь в душе я все еще маленькая девочка. Прежде я всегда жила дома и всего-то несколько раз в жизни выезжала за ворота дворца, а вот теперь плыву куда-то далеко-далеко... О, как невыносимо тяжело знать, что, возможно, мне уже не суждено вернуться сюда...»

Дамы принялись восхищенно осматривать каюту.

— Поистине королевские апартаменты, — говорили они. — Как во дворце!.. Кругом золото, бархат... А какая роскошная постель!.. Только взгляните: красные и белые тона, богатейшая вышивка... Разве можно поверить, что это всего лишь корабельная каюта? Только взгляните на эти окна, занавешенные камкой и парчой, на эти ковры на полу!.. Ну вот, Ваше величество, а теперь вам надлежит отдыхать и оставаться в каюте до конца пути, ибо негоже инфанте нашего королевского дома и королеве Англии показываться на глаза низшему сословию...

Екатерина, не слушая, отвернулась. Теснота богато убранной каюты душила ее, и никакие правила этикета не могли заставить ее оставаться здесь.

Она вышла на палубу в решимости неотрывно смотреть на родной берег, покуда он не скроется из виду.

Однако весь этот день и всю ночь был штиль, и корабль стоял в заливе с повисшими парусами.

Но вот на другое утро подул ветер, паруса наполнились, и «Августейший Карл» в сопровождении «Августейшего Джеймса», «Глостера» и четырнадцати меньших кораблей гордо вышел в открытое море.

На палубе, отстраняя рукою всех пытавшихся с нею заговорить, стояла португальская инфанта, королева Англии Екатерина, и сквозь не сдерживаемые уже слезы силилась в последний раз разглядеть полоску родного берега.

Спустя семнадцать дней после отплытия, к великому облегчению путешественниц, вдали показался английский остров Уайт. Эльвира за время плавания успела перенести тяжелую лихорадку, да и сама Екатерина чувствовала себя вконец обессиленной. Но главное, ее с каждым днем все больше терзали сомнения. Ведь одно дело мечтать о счастливом замужестве и прекрасном принце и совсем иное — плыть ради этого принца Бог весть куда, оставив позади родину, дом и всех своих близких... Это омрачало радость предстоящей встречи.

Под конец плавания она начала даже сомневаться в непогрешимости своего будущего супруга. Последнее, возможно, объяснялось тем, что дамам из ее окружения, всю дорогу трепетавшим в предчувствии скорой гибели, было уже не до того, чтобы прилежно, как раньше, скрывать от инфанты свои опасения. Екатерина догадывалась, что их страхи и беспокойства связаны с женщиной по имени леди Кастлмейн, заговаривать о которой ей было строжайше запрещено. И тогда ей тоже становилось страшно. Лежа в своей каюте на кровати, кренившейся то вправо, то влево вместе с кораблем, она чувствовала себя такой разбитой и несчастной, что сама смерть показалась бы ей сейчас желанным избавлением. Именно в такие минуты ей слышался матушкин голос, снова и снова напоминавший ей о долге перед супругом и отечеством.

Иногда она плакала украдкой, изливая свою тоску по матушке, по дому и по благодатному спокойствию Лиссабонского дворца и радуясь тому, что здесь, в тиши корабельной каюты, можно скрыть слезы от посторонних глаз. Но все же, когда на горизонте показались берега острова Уайт и возле них корабли герцога Йорка, на душе у нее немного полегчало. Вскоре ей передали, что герцог Йорк, брат короля, просит разрешения взойти на борт «Августейшего Карла», дабы почтительно приложиться к ручке Ее величества.

Деверь Екатерины появился не один, а в сопровождении целой свиты: герцога Ормондского, графа Честерфилда, графа Суффолка и других знатных особ.

Все они были прекрасно одеты, и когда Джеймс склонился над ее рукой, Екатерина порадовалась про себя, что не послушала Эльвиру и Марию. Те пытались заставить ее принимать гостей в португальском платье, однако чутье подсказывало ей, что их национальный наряд может смутить английских придворных своей необычностью и что лучше ей при них быть одетой так, как одеваются дамы их двора. Поэтому сейчас на ней было кружевное, белое с серебром, платье, любезно привезенное для нее из Англии деликатным Ричардом Фаншавом. При виде своей инфанты в столь непристойном наряде Эльвира с Марией в ужасе воздели руки к потолку.

Впрочем, Екатерине недосуг было с ними препираться: она уже встречала своих гостей в каюте, спешно преобразованной в приемную залу.

Герцог Йорк решил, по-видимому, очаровать Екатерину и вполне в этом преуспел. Хотя его обращение с дамами вызывало порой насмешки всего двора, но зато он так явно старался угодить своей невестке, что она почувствовала прилив искренней благодарности.

Они беседовали по-испански, без лишних формальностей, поскольку ни герцог, ни тем более Екатерина не настаивали на строгом соблюдении этикета. От Джеймса она узнала много интересного о своем муже: как он дорожит своими кораблями и с какой тщательностью занимался отделкой «Августейшего Карла», готовя его к приему супруги; как сам иногда стоит у руля. Рассказывал он и о новшествах, вводимых Карлом в домах и Парках, и о том, с каким азартом он играет на скачках, и о лаборатории, в которой он проводит свои опыты, и о загадочных травах в его Лекарственном садике, и о многом, многом другом. При этом герцог упоминал десятки имен придворных дам и кавалеров — но имя леди Кастлмейн ни разу не слетело с его уст.