Барбара Картленд - Исчезнувшая герцогиня

Он наклонил голову, ласково разжал пальцы Фионы и снова поцеловал ее ладонь.

Его губы двинулись дальше, и, почувствовав их горячее прикосновение на своем запястье, Фиона вздрогнула: по ее телу мощным потоком пронеслось нечто необыкновенное, то была полуболь, полунега.

— О моя дорогая, моя сладкая, моя ненаглядная! — шептал герцог. — Это лишь мизерная часть того, что я могу подарить вам, но ведь существует столько другого, более прекрасного, чему я хотел бы научить вас…

Фиона нехотя убрала руку из его руки.

— Нам не следует забывать о… здравом смысле, — пробормотала она, переводя дыхание. — Мы собрались… начать борьбу… Нам потребуется много сообразительности и расчетливости…

Он обхватил ее за талию и приблизил к себе. Теперь их губы почти соприкасались.

— Я сгораю от желания поцеловать вас, — сказал он. — Боже мой! Никогда в жизни мне ничего не хотелось так страстно. Вчерашний поцелуй, хоть и действовал я в порыве ярости, не идет у меня из головы…

— Мне… тоже ужасно… понравилось… — прошептала Фиона. — Но мы должны… заслужить это счастье… И лишь потом наслаждаться им…

— А что если мы проиграем? Если не найдем никаких доказательств? Ведь я занимался этим, но так ничего и не выяснил за столько лет. — В глазах герцога промелькнул страх.

Фиона улыбнулась.

— Мэри-Роуз называет меня белой ведьмой, а леди Мораг вообще подразумевает противоположный цвет. Но кем бы я ни являлась, у меня такое чувство — даже твердое убеждение, — что если мы вступим в борьбу… вдвоем… вы и я… то непременно выйдем из нее победителями!

— Как мне хочется вам верить, милая моя! — воскликнул герцог. — Я желаю этого всем сердцем, всей душой! Но предвижу возможные сложности и опасаюсь, что о вас пойдут дурные слухи.

— Кто может их распустить? — спокойно спросила Фиона. И тут же догадалась сама, вспомнив про леди Мораг.

— Вот именно! — подтвердил ее мысль герцог, словно Фиона высказала ее вслух. — Она — женщина надоедливая, любопытная, стремится держать все происходящее вокруг под личным контролем. Не советую вам водить с ней дружбу.

— У меня нет ни малейшего желания становиться ее подругой. — Фиона пожала плечами. — Мне не понравилось, что она подняла шум, обвинив меня в колдовстве. Надеюсь, прислуга не восприняла ее слова всерьез.

— Кто знает, — ответил герцог. — Кстати, врач давно вернулся из поездки, и к больным, как раньше, должны теперь вызывать его.

Фиона ахнула.

— Неужели вы настолько суеверны? Вы тоже боитесь целебной силы обычных трав? Это просто смешно!

— Шотландцы — люди суеверные, — серьезным тоном ответил герцог. — А леди Мораг своими глупыми заявлениями способна запросто всколыхнуть старые страхи, дремлющие в сердцах людей.

— Вы хотите сказать, — с улыбкой спросила Фиона, — что я, являясь презренной англичанкой, вполне могу оказаться черной ведьмой?

Герцог рассмеялся.

— Трудно представить себе, что такое создание, как вы, насылает мор на скот при помощи заклинаний, а по ночам летает на метле на шабаш. В то же время распустить подобные сплетни среди слуг, жизнь которых столь однообразна, как в нашем замке, которым, кроме как о себе, даже поговорить не о чем, не составит никакого труда.

Фиона помолчала.

— Вы действительно считаете, что я не должна никому помогать? Даже если я точно могу подобрать травы и вылечить больного? — спросила она, сосредоточенно обдумывая свое положение.

— Полагаю, что в данный момент вам лучше ничего подобного не делать.

— Но это нелепо!

— Я знаю, моя дорогая, — согласился герцог. — Но если вы хотите остаться здесь, нам следует вести себя осторожнее. Злые языки не должны помешать нам достичь задуманного. И потом, я не вынесу, если ваши добрые порывы приведут вас в конечном итоге к страданиям.

Он вздохнул.

— Возможно, я ошибаюсь. Вы убедили меня позволить вам остаться, но у меня такое ощущение, что в Эдинбурге вам было бы гораздо безопаснее…

— Если вы желаете, чтобы я находилась рядом, — ответила Фиона, — то у меня хватит храбрости не сбежать, как последняя трусиха.

— В самом деле? — Глаза герцога потемнели от прилива чувств. — Вы хотя бы представляете себе, как сильно я нуждаюсь в вас, как страшно мне думать о возможности потерять вас, упустить…

Он отвернулся в сторону и добавил.

— Если бы вы были более мудрой, вы бы приняли Торкуила, а меня оставили с моими призраками.

— Если вы думаете, что граф предложил мне выйти за него замуж, то ошибаетесь. Ничего подобного не произошло.

— Уверен, что скоро произойдет, — решительным тоном ответил герцог. — Я ведь вижу, как он смотрит на вас, как блестят его глаза, когда мы разговариваем о вас наедине, каким становится его голос. Раньше я никогда не замечал в нем таких перемен. Он влюблен в вас.

Герцог выдержал паузу.

— Вот почему, увидев вчера вас в коридоре в столь поздний час, я подумал, что вы были у него. Я вел себя непростительно грубо. И как вы заговорили со мной после этого?

Он повернулся к ней, и их взгляды встретились. Они долго смотрели друг на друга.

— Видит Бог, я страшно боюсь потерять вас! — воскликнул, нарушая молчание, герцог. О, моя милая, я чувствую себя, как заключенный, впервые после долгих мучительных лет, проведенных в темнице, увидевший луч света!

Не вполне сознавая, что она делает, Фиона приблизилась к герцогу. Его сильные руки заключили ее в крепкие, пьянящие объятия. Они вдруг позабыли об осторожности и опасностях, подстерегавших их на каждом шагу.

Герцог наклонил голову, и их губы слились в поцелуе.

Фиона с удивлением обнаружила, что вчерашние восторг и блаженство, которые подарил ей его поцелуй, были лишь бледным подобием того, что возникло в ней сейчас, — после того, как оба они признались друг другу в чувствах.

Ей почудилось, что он приблизился к самому ее сердцу, к замеревшей в груди душе, что сделал и сердце ее, и душу наполовину своими. Ей слышалась божественная музыка. Она лилась откуда-то из него, а еще сверху. Казалось, сам Бог благословляет их в эти минуты.

Солнце, проникающее сквозь окно, светило прямо на них, озаряя их радостным, приветливым сиянием. И теперь здесь было уже не два отдельных человека, а один, — некое божественное создание, рожденное любовью.

«Я люблю тебя!» — рвалось из ее груди, но произнести эти слова Фиона не могла, потому что его губы не позволяли ей этого сделать.

И она упивалась сладостными мгновениями, понимая, что любовь превращается для них обоих в нечто необходимое для продолжения жизни, гак воздух, как вода, как пища.

«Я никогда н» уйду от него», — думала Фиона и ощущала, что ее мысли эхом отзываются в его сердце.