Татьяна Романова - Лисичка

— Здесь всё пронизано воспоминаниями, если я вижу прошлое, то ты должна вообще через строй призраков ходить, — грустно пошутила Долли.

— Так и есть, — тихо ответила Лиза, — мама зовет меня через стены.

— Что ты говоришь? — испугалась Долли.

— Пойдем к ней в спальню вместе со мной, — попросила младшая сестра.

— Конечно, пойдем, — успокоила ее Долли, — а Елену ты не слышишь?

— Нет, но давай зайдем к ней в комнату, может быть, там услышу, — предложила Лиза.

Девушки вышли в коридор и открыли соседнюю дверь в комнату Елены. Света в ней не было, и Долли вернулась к себе за подсвечником, а Лиза прошла вперед и села на кровать сестры.

— А вот и свет, — объявила Долли, высоко подняла подсвечник и, осветив комнату, увидела бледное лицо сестры.

— Что с тобой? — воскликнула она, подбежала к Лизе и встала перед ней на колени.

Сестра сидела, поглаживая ладонями шелковое покрывало кровати. Она помолчала, потом, подняв голову, заговорила:

— Елена чуть не умерла на этой кровати, но ее вернула обратно очень сильная любовь мужчины. Он так просил за нее, я до сих пор слышу эхо его молитв, но не понимаю их, они — на латыни. Потом наша сестра поправилась, и когда в последний раз встала с этой постели, она была спокойна. Здесь не было насилия и зла. И еще, наша сестра была беременна.

Долли рухнула на стул, у нее не было слов. Помолчав, она собралась с мыслями и спросила:

— Отец ребенка — этот француз?

— Я не знаю, но чувствую здесь только его любовь, она — очень сильная и преданная, здесь все ею пропитано, — объяснила Лиза, посмотрела на сестру и робко улыбнулась, — здесь — просто море любви.

— Но ты не слышишь Елену? — продолжала настаивать Долли.

— Слава богу, нет, — перекрестилась Лиза.

— Но почему? — удивилась Долли, которая не могла понять радости младшей сестры.

— Значит, она — жива. Разве ты еще не поняла — я слышу только голоса мертвых, — Лиза серьезно посмотрела на сестру. Это началось сразу после этого ужасного случая, в Ратманово я разговаривала с бабушкой.

— Почему ты мне не сказала? — изумилась Долли, но потом сама же и ответила: — боялась, что я опять тебе не поверю?

Лиза молча кивнула и поднялась с постели.

— Пойдем к маменьке, она опять зовет меня, — попросила девушка, взяла подсвечник с камина, подхватила старшую сестру под руку и направилась к выходу.

Спальня родителей была первой комнатой при входе на второй этаж. Они прошли весь коридор и в нерешительности остановились перед дверью. Потом Лиза высоко подняла канделябр и вошла в спальню, сестра тихо проскользнула за ней.

Пламя свечей заплясало, и из темноты проступил висящий над камином портрет их бабушки, написанный через два года после ее свадьбы. Анастасия Илларионовна в простом белом платье и с распущенными волосами сидела на фоне зеленых деревьев парка, держа на коленях маленького сына, их будущего отца. Лиза протянула подсвечник сестре, а сама пошла к столику у изголовья кровати. Она двигалась как во сне. Протянув руку, девушка выдвинула ящик и, наклонившись над ним, что-то взяла со дна.

Долли как завороженная молчала, глядя на сестру. Бледная Лиза повернулась к ней и тихо произнесла:

— Мама сказала, что всех нас очень любит, они с папой снова вместе и счастливы, следят за нами с небес с радостью. И еще она сказала, что, переборов свое горе, осталась бы с нами, если бы ее не отравили вот этим, — она подняла то, что держала в руках: красный шелковый мешочек, завязанный таким же ярким шелковым шнурком.

Лиза пошатнулась, и сестра бросилась к ней, подхватив за талию. Девушка была так бледна, что казалось, вот-вот упадет.

Мысли в мозгу Долли метались, как загнанные зверьки. Что же делать? Этот дар забирает все силы Лизы. Она уложила сестру на кровать и начала растирать ей руки. Когда ее пальцы наткнулись на шелковый мешочек, который Лиза продолжала сжимать в руках, она непроизвольно отпрянула, потом собралась с мужеством и, вынув мешочек из пальцев сестры, положила его обратно в ящик столика. Долли крепко обняла сестру и прижала к себе.

— Милая, приди в себя, все будет хорошо, я — с тобой, — шептала она, гладя плечи Лизы. Наконец, лицо девушки начло розоветь, и она открыла глаза:

— Я тебя испугала? — Лиза попыталась улыбнуться, но губы ее не послушались, и она грустно пояснила, — после разговора с бабушкой было то же самое.

— А что сказала бабушка? — несмело спросила Долли.

— Она сказала, что мы должны уехать из Ратманова, потому что убийца бродит в ночи вокруг дома, — тихо ответила ей сестра. — Еще она сказала, что всегда знала, что когда я стану взрослой девушкой — у меня проявится этот дар, потому что он был и у ее матери, урожденной Бутурлиной, на которую я очень похожа. У прабабушки дар был до тех пор, пока она не вышла замуж, после первой брачной ночи он у нее исчез.

— Боже мой… — только и могла сказать Долли. Она не знала, что и думать, но теперь уже верила Лизе, не сомневаясь в ее правдивости. Из коридора они услышали голос Даши Морозовой, зовущей их в столовую.

— Пойдем ужинать, дорогая, — предложила Долли, — и пока будем обо всем этом молчать.

Глава 6

Отказавшись от поездки в Санкт-Петербург, графиня Апраксина оказалась перед проблемой, которая создавала массу неудобств. Она собиралась сшить туалеты девушкам в столице, и поэтому в дорогу каждая из них взяла всего только по маленькому саквояжу с двумя платьями и парой нижних рубашек. У самой же графини вообще было только одно платье, поскольку везла она саквояж с двумя дорожными шкатулками, куда переложили фамильные драгоценности Черкасских и украшения Анастасии Илларионовны. Евдокия Михайловна рассчитывала фамильные драгоценности положить в хранилище в доме на Миллионной для жены князя Алексея, а украшения старой княгини хотела дать Долли, когда та начнет выезжать.

Теперь Апраксина в месте со своей горничной, старой Марфой, служившей еще матери и бабушке княжон, рылась в бельевых кладовых, надеясь найти подходящие отрезы и, засадив всю девичью за работу, срочно сшить девушкам и себе платья и белье. В который раз графиня порадовалась, что Марфино французы не разграбили.

Женщины копались в сундуках, отбирая ткани, мотки кружев, нитки, а две горничные, стоя наготове, относили отобранные ткани в комнату графини. Евдокия Михайловна брала только то, что можно было носить зимой: тонкое шерстяное сукно, бархат, плотный атлас. Она отобрала уже около двадцати отрезов и решила передохнуть и определиться с девочками — кому из них что подойдет. Для себя она нашла темно-лиловый бархат и шоколадно-коричневую шерсть, решив, что ей пока хватит нарядов.