Поцелуй принца - Джулия Лэндон

– Я недостаточно скромна на ваш вкус? Или вам так трудно заводить друзей? И вы полагаете, что на женщин можно только смотреть, а слушать их ни к чему?

Каким-то необъяснимым образом его взгляд переместился на ее полные спелые губы, где и задержался непозволительно долго, совсем как на ее улыбке в гостиной. Сделав над собой усилие, он поднял глаза.

– Пожалуй, я вел себя неправильно. С вашего позволения, леди Каролина, я бы попросил вас перестать питать несбыточные иллюзии насчет возможной дружбы между нами. Если вам это доставляет удовольствие, можете считать, что мы знакомы.

У нее перехватило дыхание, и ее сочные губы на миг приоткрылись. Она прищурилась и изрекла:

– Что ж, благодарю вас за разъяснение насчет того, что мы – не совсем друзья, поскольку подобное допущение является, несомненно, верхом неприличия. И вы чрезвычайно щедры, позволяя мне считать, что мы знакомы. Словами не передать, как я рада, – у меня сердце из груди едва не выпрыгивает. Но вот что я вам скажу: еще никогда в жизни со мной не обращались столь гадко. Вы можете быть принцем, сэр, но вы – не джентльмен. – С этими словами она столь долгим взглядом впилась в его губы, что он на миг решил, что сейчас она отбросит всякую осторожность и поцелует его.

И на столь же краткий миг он с радостью допустил такую возможность.

Но леди Каролина не стала его целовать. Развернувшись на каблуках, она величаво удалилась.

Он смотрел, как она идет по комнате, находит свое место и хватается за спинку стула обеими руками. Сообразив же, что гости еще не рассаживаются за столом, она подняла голову и поймала его взгляд, после чего, покачав головой, просто отвернулась.

Лео не знал, должен ли он чувствовать себя оскорбленным до глубины души.

Или, напротив, вдохновленным.

Глава 8

Лондон, Англия

…разлука отнюдь не всегда укрепляет любовь. Одна леди, печально известная своей склонностью к обществу пожилых джентльменов, только что вернулась со свадьбы в Алусии. Поговаривают, что ее восторг оттого, что на нее обратил внимание некий алусианский джентльмен в самом расцвете сил, охладил пыл ее законного супруга, и ее попросту отправили домой, в Кент, дабы она поразмыслила над своим недостойным поведением.

На недавнем званом ужине, в присутствии двадцати четырех гостей, леди Элизабет Константинопольская надела двухъярусное платье зеленого атласа, каждый ярус которого заканчивался широкой каймой из бельгийских кружев, удачно дополнявшей узкие полоски тесьмы на корсете и рукавах. Эффект получился безмятежно-умеренным, и мы уверенно предсказываем, что подобный стиль войдет в моду нынешней осенью.

Дамская газета мод и домашнего хозяйства госпожи Ханикатт

Минула уже неделя с той поры, как Каролина вернулась домой из Алусии. Путешествие далось ей нелегко, море было необычайно бурным, и она надолго слегла с морской болезнью. Она не сомневалась, что если бы не забота Холлис, то сейчас она была бы уже мертва. Даже Бек был явно обеспокоен ее возможной преждевременной кончиной – у нее сохранились смутные воспоминания о том, как брат входит в ее каюту и склоняется над нею, нежно кладет ей руку на лоб и призывает не сдаваться, а продолжать бороться за жизнь:

– Я буду ужасно огорчен, если ты покинешь этот мир таким вот образом.

– Ты предпочел бы более драматическую кончину? – спросила Холлис, выталкивая его из каюты.

К тому времени, как они достигли Лондона, Каролина решила, что уже полностью оправилась от морской болезни. Остаточная слабость, как она полагала, была вызвана самой обычной усталостью. В конце концов, почти целую неделю у нее маковой росинки во рту не было, и юбки теперь болтались на ней, как на вешалке. А уж как она радовалась тому, что избавилась от алусианского шлейфа! Зато у нее появилось множество идей относительно того, как видоизменить его, сделав куда практичнее для носки.

Всю неделю она разбирала вещи и спала дольше обыкновенного. В последние пару дней ей стало казаться, будто она простудилась. Накануне вечером, за ужином, когда Бек спросил у нее, почему она ничего не ест, Каролина ответила, что не голодна и что ему лучше бы следить за своей тарелкой. Она не понимала, почему так груба с ним. Да и вообще, почему-то ее раздражало буквально все. Даже горничная Марта, прослужившая у Каролины много лет, чуть не довела ее до истерики, когда принялась суетиться в комнате, приготавливая все необходимое для вечернего туалета.

– Оставь меня, Марта! – с надрывом вскричала она, забираясь в постель, по-прежнему полностью одетая. – Мне нужен покой.

На следующий день ей стало хуже. Через Марту она передала Беку, что чай она выпьет позже – и таки выпила, – а вот к ужину она вниз не сойдет, поскольку у нее совершенно нет аппетита. И это тоже оказалось правдой. Но и с чаем она не съела ни крошки. Голова у нее раскалывалась от боли, а живот сводило судорогами. После нескольких часов мучений она решила выпить чего-нибудь горячего, чтобы унять еще и боль в горле. Она вполне могла позвонить в колокольчик, но в последнее время у Каролины развилась непонятная фобия – она боялась, что после долгой морской болезни, а теперь еще и простуды, мышцы ног у нее атрофируются окончательно и она на всю жизнь останется прикованной к кровати и никогда больше не станцует вальс. И потому она храбро встала с постели, собрав последние силы, и плотнее запахнулась в халат. Высморкавшись в носовой платок, она стала медленно спускаться вниз. Голова у нее кружилась, ноги отказывались повиноваться ей, породив новую волну страхов.

Стоя на верхней площадке широкой лестницы, ведущей на нижний этаж, она вдруг услышала доносящиеся из гостиной голоса. И не просто голоса, а раскатистый смех. Интересно, сколько человек там собралось? Судя по долетавшим оттуда звукам, никак не меньше двух дюжин. Пока она медленно увядала наверху, Бек созвал друзей, чтобы хорошенько повеселиться. Положительно, ей стоит умереть хотя бы для того, чтобы досадить ему.

Каролина отступила назад и стала спускаться по лестнице для слуг, придерживаясь за стену, чтобы не упасть. Оказавшись на главном этаже, она, с трудом переставляя ноги, направилась в противоположную от гостиной сторону, то и дело сморкаясь в носовой платок. Но, свернув в коридор, ведущий в кухню, она заприметила в тени мужчину и женщину. Первой ее