Джорджетт Хейер - Тени былого

– К несчастью, это невозможно. Вспомни, дитя мое, что ты принадлежишь мне и должна делать то, что я говорю.

Леони тут же скорчилась у лавки и разрыдалась, не выпуская его руки. Эйвон позволил ей плакать минуты три, а тогда отнял руку.

– Ты хочешь, чтобы я отослал тебя насовсем?

– Ax! – Леони подняла голову. – Монсеньор, вы этого не сделаете! Вы… нет, нет!

– В таком случае ты будешь неукоснительно меня слушаться. Так?

Наступило долгое молчание. Леони безнадежно всматривалась в карие холодные глаза. Губы у нее задрожали, по щеке сползла большая слеза.

– Да, монсеньор, – прошептала она и опустила кудрявую голову.

Эйвон нагнулся, обвил рукой тоненькую фигурку и привлек ее к себе.

– Такое разумное дитя! – сказал он шутливым тоном. – Ты научишься быть девушкой, чтобы порадовать меня, Леони.

Она прильнула к нему, пряди ее волос защекотали ему подбородок.

– А это… это обрадует вас, монсеньор?

– Больше всего на свете, дитя.

–Ну, тогда… я попытаюсь, – пробормотала Леони с надрывающим сердце вздохом. – Вы ос-оставите м-меня у в-вадгей сестры н-не-надолго?

– Только пока не найду тебе компаньонку. А тогда ты отправишься с ней в мое поместье и научишься делать реверансы, кокетничать веером, сюсюкать, хлопаться в обморок…

– Я… ни за что!

– Надеюсь, – сказал его светлость с легкой улыбкой. – Мое милое дитя, нет никаких причин так страдать!

– Я был Леоном столько… столько времени, И''мне будет очень трудно.

– Я тоже так думаю, – сказал Эйвон и забрал у нее смятый платок. – Но ты постараешься научиться всему, чему тебя будут учить, чтобы я мог гордиться своей воспитанницей.

– Гордиться, монсеньор?.. Мной?

– Это вполне возможно, дитя.

– Мне бы этого хотелось! – объявила Леони почти весело. – Я буду очень хорошей. Тонкие губы герцога дрогнули.

– Чтобы стать достойной меня? Жаль, что Хью этого не слышит.

– А он… он знает?

– Выяснилось, дитя мое, что он всегда это знал, Разреши мне заметить, что тебе следует встать с колен. Вот так. А теперь сядь.

Леони вновь села на скамью и испустила горестный вздох.

– Я должна буду носить юбки, и не говорить скверные слова, и все время проводить с какой-то женщиной. Это очень тяжело, монсеньор. Я не люблю женщин и хочу быть с вами.

– А я гадаю, что скажет о тебе Фанни? – заметил его светлость. – Моя сестра – женщина до кончика ногтей, Леони.

– Она похожа на вас? – спросила Леони.

– Как мне следует это понять? – осведомился герцог. – Она не похожа на меня, дитя. У нее золотые волосы и голубые глаза. Прошу прощения.

– Я сказала: ба!

– Ты как будто пристрастна к этому восклицанию. Благовоспитанной барышне оно совсем не к лицу. Ты будешь слушаться леди Фанни и не будешь ей дерзить и презирать ее из-за ее золотых волос.

– Конечно, не буду, – ответила Леони. – Она же ваша сестра, монсеньор. А я ей понравлюсь, как по-вашему? – Она тревожно поглядела на него.

– А почему бы и нет? – небрежно ответил герцог.

По лицу Леони скользнула улыбка.

– О… я не знаю, монсеньор.

– Она будет добра к тебе ради меня.

– Благодарю вас, – кротко произнесла Леони, опустив глаза.

Эйвон ничего не ответил, она посмотрела на него из-под ресниц, и на щеке заиграла ямочка. Тут Эйвон потрепал ее по кудрям, словно она все еще оставалась мальчиком.

– В тебе есть освежающая непосредственность, – сказал он. – Фанни попытается уподобить тебя образцовым благовоспитанным девицам. Этого, мне кажется, я не хотел бы.

– Нет, монсеньор. Я останусь сама собой. – Она поцеловала ему руку, и губы у нее задрожали. Она справилась с ними и улыбнулась сквозь слезы. – Вы забрали у меня платок, монсеньор.

Глава 10

ДОБРОДЕТЕЛЬ ЛЕДИ ФАННИ ОСКОРБЛЕНА

Леди Фанни Марлинг, расположившись на кушетке, изнывала от скуки. Она отложила сборник стихов, над которыми зевала, и начала играть золотым локоном, упавшим на кружева ее пеньюара. Она была в дезабилье: ненапудренные волосы небрежно убраны под кружевной чепчик, а его голубые ленты завязаны кокетливым бантом под подбородком. Пеньюар скрывал платье из голубой тафты с широким фишю на ее безупречных плечах, а так как комната, в которой она сидела, была отделана и обставлена в золотых, голубых и белых тонах, у нее имелись все основания одобрить и себя, и окружающую ее роскошь. И она была довольна, хотя предпочла бы, чтобы кто-нибудь еще разделял с ней это эстетическое удовольствие. И потому, когда она услышала звон колокольчика на входной двери, ее голубые глаза заблестели, и она взяла ручное зеркало.

Минуту спустя арапчонок, ее паж, постучал в дверь. Она положила зеркальце и повернулась к нему.

Помпей ухмыльнулся и закивал курчавой головой.

– К вам джентльмен, госпожа.

– Его имя?

Мягкий голос произнес за спиной пажа:

– Его имя, моя дорогая Фанни, Эйвон. Я счаестлив, что застал тебя дома.

Фанни вскрикнула, захлопала в ладоши и подбежала к нему.

– Джастин! Ты! Я восхищена! – Она не дала ему поцеловать ей кончики пальцев, а повисла у него на шее и расцеловала его. – Право же, я не видела тебя целую вечность. Повар, которого ты прислал, истинное чудо! Эдвард будет так тебе рад! Какие кушанья! А соус на моем последнем званом вечере был просто неописуем!

Герцог высвободился и встряхнул кружевом манжет.

– Эдвард и повар как-то странно переплелись, – заметил он. – Надеюсь, я нахожу тебя в добром здравии, Фанни?

– Да, о да! Джастин, ты и вообразить не можешь, как я рада, что ты вернулся! Право, я так без тебя тосковала! Ах, а что это? – Она увидела Леони, которая, закутанная в длинный плащ, в одной руке сжимала свою треуголку, а другой держалась за фалду герцога.

Его светлость разомкнул пальцы, вцепившиеся в его кафтан, и позволил Леони ухватить его руку.

– Это, моя дорогая, до вчерашнего дня было моим пажом, а теперь это моя воспитанница.

Фанни ахнула и попятилась.

– Твоя… твоя воспитанница! Этот мальчишка? Джастин, ты помешался!

– Нет, моя дорогая, нисколько. Прошу тебя благосклонно принять мадемуазель Леони де Бон-нар.

Щеки Фанни стали пунцовыми. Она выпрямилась во весь свой маленький рост, глаза исполнились гневной надменностью.

– Ах, вот как, сударь? Могу ли я узнать, почему ты привез свою… свою воспитанницу сюда?

Леони съежилась, но ничего не сказала. Голос Эйвона стал совсем шелковым.

– Я привез ее к тебе потому, Фанни, что она моя воспитанница, и потому, что у меня нет для нее дуэньи. Я думаю, она будет рада твоему обществу.

Тонкие ноздри Фанни расширились.

– Ты так думаешь? Джастин, да как ты смеешь! Как ты посмел привезти ее сюда! – Она топнула ногой. – Ты все испортил! Теперь я тебя ненавижу!