Барбара Картленд - Крылья экстаза

– Но, Кендрик, а как же мне быть… с графом?

– Забыть! – последовал лаконичный ответ.

Совершенно убитая. Тина принялась одеваться, а Рене бойко, но довольно неумело паковала ее чемоданы.

– Как жаль, что вы покидаете нас так скоро, мамзель, – болтала она. – Мне было так приятно служить вам.

– Спасибо, – бездумно ответила девушка, но внезапно в голову ей пришла смелая мысль. – Рене, не будете ли вы так любезны оказать мне последнюю услугу?

– С удовольствием, мамзель.

– Когда господин граф заедет за мной в одиннадцать, как обещал, передайте ему мое письмо.

– Разумеется, мамзель.

И Тина решилась написать письмо, хотя поначалу была уверена, что лучше всего было бы исчезнуть без всяких объяснений.

Но она слишком любила графа, как и он ее.

Еще засыпая, она с горечью думала о том, как трудно будет завтра выслушивать планы Грамона об их совместном будущем и не сметь сказать ему правду.

Неужели Судьба их бегством просто избавляет ее от очередной лжи?

По, с другой стороны, каждая клеточка ее существа рвалась к любимому и говорила холодному рассудку что он неправ.

Впрочем, что могла она написать?

Как посмеет она признаться, что у них нет будущего и что их любовь всего лишь метеор в унылой будничной жизни?

И все же, уже одевшись и проверив упакованные чемоданы. Тина бросилась в гостиную и, схватив там с секретера несколько листков почтовой бумаги и ручку, метнулась обратно к себе.

Она чувствовала, что если брат застанет ее пишущей, то непременно начнет возражать и ругаться, а времени и так уже было в обрез.

Набросав первую строчку за своим туалетным столиком. Тина услышала, как Кендрик уже прощается с консьержем.

В ее распоряжении оставалось не больше минуты, и она лихорадочно написала всего несколько строк:

Я люблю тебя, люблю! Но я должна уехать, а для того, чтобы сказать, какой ты прекрасный и удивительный, я напишу еще сразу же по прибытии. Люблю тебя и молюсь.

Тина.

Едва девушка успела запечатать письмо, как в дверях появился Кендрик.

– Ты готова. Тина? Нам надо ехать.

– Все уложено, мсье, – ответила за нее Рене.

Ловкой девице удалось чем-то отвлечь внимание Кендрика, и в это время Тина сунула ей конверт вместе с десятифранковой купюрой.

Рене привычным жестом опустила их в карман передника.

– Мерси, мамзель, – прошептана она, чтобы не услышал Кендрик. – Я выполню все в точности как вы сказали, мамзель.

Багаж быстро погрузили на крышу экипажа, и беглецы поехали, Кендрик – раздраженно-угрюмый, а Тина – в слезах и страхе.

Она бездумно смотрела в окно. вспоминая, как целовал ее граф, и зная, что никогда больше не испытать ей того восторга и наслаждения, которые дарили его поцелуи, уносившие ее душу к небесам.

«Как же я буду жить без этого счастья?» – подумала девушка, и мир покрылся для нее черной пеленой.

Беглецы добрались до узловой станции часа через два, но там им пришлоь еще долго ждать местного поезда в Эттинген.

Всю дорогу от Парижа они сидели в купе вдвоем, но большей частью молчали, оба уставшие после бессонной ночи.

Все мысли Тины были заняты графом и тем, какие чувства вызовет у него поданное Рене письмо с известием, что и Кендрик, и она покинули Париж в неизвестном направлении.

Она вспоминала все слова любви, которые он говорил ей, и знала, что отныне будет повторять их снова и снова всю жизнь, ибо они останутся для нее единственным утешением.

На узловой Кендрик, словно для того, чтобы размяться, принялся разгуливать по платформе взад-вперед;

Тина же уселась на жесткую деревянную скамью, погрузившись в полное безразличие как к их дальнейшему путешествию, так и ко всему окружающему вообще.

Наконец поезд из столицы Виденштайна прибыл, и они побыстрей отыскали в нем свободное купе.

Кендрику к тому же пришлось еще дать хорошие чаевые носильщику, который, смущаясь, заявил:

– Вы уж простите меня, мсье, да только разве никто не говорил вам, как вы похожи на нашего наследного принца?

Принц натянуто улыбнулся:

– Да, кажется, что-то такое я слышал.

– Да вот как Бог свят, вы с ним прямо одно лицо, мсье.

– Считаю это за комплимент, – усмехнулся Кендрик.

– Он ведь у нас такой славный молодой человек, – не унимался носильщик, – и мы, право слово, очень им гордимся! Со временем из него выйдет достойный правитель.

– Надеюсь, он оправдает ваши надежды, – сухо заметил Кендрик.

Но вот поезд тронулся, и, облегченно вздохнув, брат сказал Тине:

– Всегда приятно слышать вот такие искренние признания, правда? А ты как думаешь, хороший выйдет из меня эрцгерцог?

– Да, но только в том случае, если ты не будешь вести себя так, как в Париже.

Кендрик расхохотался.

– Мне, наверное, надо извиниться перед тобой, но повеселиться я все-таки повеселился на славу, и мне будет о чем вспомнить, когда я окажусь запертым в Дюссельдорфе.

И эти слова снова напомнили Тине, с каким ужасом думает брат о том времени, когда ему придется пройти суровую школу воспитания в прусских казармах.

Она ласково положила руку ему на плечо.

– Не надо упрекать себя ни в чем и ни о чем сожалеть. Мы просто должны быть счастливы, что хоть раз в жизни нам выпали настоящие приключения.

На этот раз и Кендрик понял, как страдает сестра.

– Ах, если бы я был уже на престоле, то сделал бы все, чтобы ты вышла замуж за графа и жила с ним счастливо и без забот!

– Спасибо, Кендрик, – прошептала девушка, – но, даже зная о том, что с графом мне никогда больше в жизни не увидеться, я все равно счастлива, что полюбила такого… замечательного человека – и что он полюбил меня.

Брат вздохнул, но сказать ему в ответ было нечего.

Несколько миль они проехали в полном молчании, а потом он только напомнил сестре:

– Не забывай, что отныне мы с тобой снова граф и графиня де Кастельно.

– Ах да, прости, я совсем забыла, – прошептала сестра, желавшая отныне только одного: всегда оставаться Тиной Бельфлер.

Когда брат с сестрой добрались До жилища их профессора – маленького уродливого домика из красного кирпича на окраине Эттингена, напоминавшего скорее школу, чем жилье, их, конечно, сжигало любопытство: каковы же были шаги, предпринятые бароном и графиней по поводу исчезновения принцессы и принца?

– Я вот что тебе скажу, – начал Кендрик, пока они катили от станции в наемном экипаже, – наши цепные псы, если только они не помчались с доносом к отцу, непременно поджидают нас здесь, чтобы хорошенько покусать – так что приготовься к весьма суровой встрече.

Предположения брата оказались верными, и чуть-чуть смягчило прием беглецов только то обстоятельство, что они вернулись раньше, чем было обещано ими в письме.