Элоиза Джеймс - Когда герцог вернется

— Думаю, большая часть твоих писем до меня не доходила, — промолвил Симеон. — Помнится, лишь однажды мой поверенный сообщил, что предпринял какое-то действие от твоего имени.

— А тебе не приходило в голову, что я могу писать о каких-то интимных вещах?

Похоже, ее слова удивили Симеона.

— Конечно, не приходило, ведь мы с тобой даже не были знакомы, — произнес он. — О каких интимных вещах ты могла писать? Разумеется, я отдал распоряжение поверенным внимательно относиться ко всем посланиям из дома и действовать от моего имени. Но никому не известно, сколько идут письма, не говоря уже о том, сколько времени требуется для того, чтобы мои инструкции доходили до Лондона.

— И тебе даже не было интересно, где находится твоя жена?

Помолчав мгновение, он ответил:

— Нет.

Да уж, прямолинейно, ничего не скажешь.

— Мне было интересно, где вы, — вмешался в разговор Годфри. — До сих пор помню, как вы жили в нашем доме, хотя это было совсем недолго.

— Это невозможно! — покачала головой Исидора. Годфри был в том забавном возрасте, когда ноги кажутся невероятно длинными. У него был нос мужчины и глаза ребенка. — Тебе было всего… Сколько? Дело было в семьдесят третьем году.

— Мне было почти три года, — ответил Годфри. — Разве вы не помните, как играли со мной в прятки? Я думал, что вы всегда будете жить с нами.

— Я тоже. — Исидора не видела смысла лгать ему. — Но я так мешала твоей маме, что мы с тетей решили: лучше, если я отправлюсь путешествовать.

Годфри кивнул.

— Слуги еще много лет судачили о том, как вы приезжали, — сказал он.

Исидора приподняла бровь.

У этого младшего брата Козуэя такая забавная улыбка.

— Никто ни раньше, ни потом не называл герцогиню в лицо мегерой.

— Ну вот, — сказала Исидора. — Как хорошо, что тетя согласилась взять меня с собой. И твоя мама избежала множества сердечных приступов после того, как я уехала, — осторожно добавила Исидора. Она вспомнила, что разговаривает с ребенком, который нуждается в наставлениях. — Надеюсь, ты не последуешь моему дурному примеру?

— Да она не такая уж ужасная, — искренне проговорил Годфри. — Честное слово! Правда, она все время переживает из-за денег, поэтому и кажется, что у нее дурной характер.

Наклонившись к Годфри, Симеон похлопал его по плечу — этот жест Исидора оценила как братский.

Вошел Хонейдью, за которым следовали лакеи с блюдами в руках. Все блюда поставили на небольшой стол — как и велела Исидора, задумывая обед, который должен помочь ей соблазнить мужа. Хонейдью кивком головы отпустил лакеев и стал подавать еду сам, в то время как они трое сидели молча. Годфри допил вино, и дворецкий вновь наполнил его бокал, прежде чем вернуться в большой дом. Годфри порозовел, из чего Исидора заключила, что к выпивке он не привык.

В глазах Симеона появилось ленивое, слегка ироничное выражение. Это нравилось Исидоре, особенно учитывая, что обычно мужчины глазели на нее с лихорадочным блеском в глазах, если она оказывала им знаки внимания, тем более когда почти вся ее грудь была открыта.

— А вы с тетушкой жили в каком-то одном месте? — поинтересовался он.

Он явно либо не получал ее письма, либо просто игнорировал их.

— Большую часть времени мы жили в Венеции, — объяснила Исидора, — потому что моя семья из этого города. Но тетя играет на скрипке, поэтому мы ездили по разным европейским столицам, где она выступала при дворах.

— Она музыкант? Вы путешествовали по Европе с музыкантом, который дает концерты? — Теперь у него был удивленный вид.

— У нас всегда было достаточно еды, Симеон. Я говорю это на случай, если ты представляешь себе, что она играла за гроши, стоя на обочине дороги.

— А почему вы не сообщили моему поверенному, что оказались в такой ситуации? Такое не подобает герцогине, и я бы этого никогда не допустил!

Годфри, выпивший уже половину второго бокала, замер, прижимая бокал к губам.

— Вы ездили по ярмаркам? — с интересом спросил он. — Мне нравятся ярмарки. Когда ярмарка приезжает в нашу деревню, мама разрешает мне туда ходить. Помню, там однажды играл уличный скрипач мистер Макгерди. Вы его, случайно, не знаете?

— Нет, я никогда не встречала мистера Макгерди, — ответила Исидора, которая очень нравилась сама себе. — Но, Симеон, неужели ты хочешь сказать, что вернулся бы в Англию, не закончив своих исследований Нила, если бы узнал, что я нахожусь в сложной ситуации?

Он бросил на нее кислый взгляд:

— Я велел своим поверенным помочь тебе, если ты не захочешь вернуться в дом моей матери.

— Может, отправить меня в женский монастырь? — насмешливо спросила Исидора.

На мгновение его взгляд задержался на ее груди.

— Да нет, я не об этом.

Исидора торжествовала.

— А что плохого в том, чтобы спать на обочине дороги? — спросил Годфри. Он допил второй бокал вина и, отрезая себе кусок курицы, оттолкнул ее в сторону — вероятно, координация его движений уже была нарушена.

— Я никогда не спала на краю дороги, — сказала Исидора. И честно добавила: — Слава Богу!

— Не понимаю я эту семью! — воскликнул Симеон, откладывая приборы. — Исидора, у тебя был доступ к деньгам, ты могла взять сколько захочешь. Я не говорю уже о том, что твои родители оставили тебе немалое наследство, так ты еще могла в любую минуту воспользоваться моими деньгами. Так почему вы путешествовали с ярмарками? Почему все так странно относятся к деньгам?

— Мама и не знает о твоих деньгах, — сказал Годфри, поворачиваясь к брату. — Она считает, что у нас нет средств.

— Да знает она все, — мрачно бросил Симеон. — Она просматривает бухгалтерские книги. Просто ей невыносима мысль о том, что деньги можно тратить.

Годфри нахмурился.

— Ты хочешь сказать, что…

Исидора выразительно посмотрела на мужа. У его младшего брата был недоуменный вид ребенка, который понял, что ему все время лгали.

— Ничуть не сомневаюсь, что ее светлость в знак уважения к покойному мужу продолжала вести дела в имении так же, как это делал он, — проговорила она.

Годфри заулыбался:

— Да, конечно! Папа никогда не допускал лишних трат. Он считал это делом чести.

— Не много чести в том, чтобы не платить людям, которые честно выполняли свою работу, — промолвил Симеон.

Годфри снова весь сник.

— Помню, когда я приезжала в ваш дом много лет назад, меня поразила его бережливость. Но как-то мы разговорились с твоей мамой, и она поведала мне, что он считал себя всего лишь хранителем герцогства и надеялся сохранить свое имущество, а не растратить его, как это делают многие вельможи.