Белая роза - Огюст Маке

об этом. И потом, недостойно отпрыска Йорков столь долго безучастно наблюдать, как стонет народ его страны под игом узурпатора Генриха VII. Ведь ему достаточно было объявить о себе, и мы все были бы спасены. Одно это, по моему мнению, делает его притязания безосновательными.

– О, он выдвигает странные доводы, милорд! – воскликнула герцогиня. – Он утверждает, что сам не знал, кто он такой. Он заявил, что потерял разум после того, как получил в Тауэре две страшные раны. Но что эти раны доказывают? Да, я видела эти раны, но ведь любой ребенок может поранить голову!

– Полагаю, – вмешался лорд Килдар, – что он представил еще какие-нибудь доказательства?

– Даже и не знаю!.. Я покинула кабинет, не дослушав его до конца, – прибавила герцогиня. – Меня словно оглушил его голос так же, как ослепило его лицо… Это голос моего брата и лицо моего брата, как живое! Но голос и сходство, что они доказывают? Разве не обманул меня этот мерзкий мошенник, этот гнусный пирожник Симнел, утверждавший, что он Уорвик? Ведь правящий узурпатор даже не стал пачкать об него руки, простил его и отправил на кухню. Один раз я уже ошиблась и с меня довольно. Я и так потеряла на этом деле кровь моих друзей и несметное количество золотых экю, не говоря уже о том, что пролила море слез. Если кто-то захочет продолжить дело Симнела, то он за это поплатится. До Лондона он не доберется. Завтра же он будет четвертован на рыночной площади Гента.

– Но откуда он взялся? – спросил лорд Килдар. – А вдруг это обычный простофиля, который пытается доказать, что таковым не является.

– Его обнаружил один весьма ловкий человек, внушающий определенное доверие. Это Фрион.

– Фрион, секретарь короля Генриха VII, который сбежал от своего повелителя? – спросил Килдар.

– Он самый, и он мечтает отомстить королю.

Старый вельможа ненадолго задумался и неспешно заговорил:

– Когда я уезжал из Лондона, там только и было разговоров, что об этом убийце, Брекенбери, и о воскрешении одного из сыновей Эдуарда. Какое странное совпадение.

– Этим-то и воспользовался самозванец, уж поверьте мне, милорд.

– Но где же сам Фрион?

– Я предоставила ему убежище в одном из моих домов. А недавно я узнала, что по приказу короля Англии его похитили. Ведь именно так вы мне доложили, капитан?

– Да, ваша светлость, – ответил офицер, к которому обратилась Маргарита. – Я отвечаю за свои слова и при необходимости могу поклясться.

– Именно поэтому, – поспешила добавить герцогиня, почувствовав, как нарастает интерес присутствующих, – когда ко мне привели этого молодого самозванца, я не только не стала его слушать, но даже не захотела на него смотреть. Он может лгать сколько его душе угодно. Все равно Фриона здесь больше нет и некому подтвердить или опровергнуть его слова. Но мы свободны в высказывании нашего мнения, и я сразу объявила его самозванцем и не нуждаюсь ни в каких доказательствах. Если хоть кто-нибудь посмеет узурпировать славное и дорогое мне имя Йорка, то прямо у него на глазах я превращусь в кровавого тирана. Я все сделаю, чтобы свершилось правосудие. Виновного ждет смерть. Что с вами, дорогой герцог? Почему вы поникли головой? Вы, кажется, не уверены в моих словах. Или же вы, мой лучший друг, страдаете, узнав о таком святотатстве?

– Вы знаете, мадам, как я предан вашей семье, – ответил Килдар. – Именно поэтому я умоляю вас не поддаваться гневу и не принимать слишком поспешных решений. Какая будет польза для нашего общего дела, если этот несчастный умрет? Вы говорите, что он похож на вашего брата Эдуарда. Я это слышу и удивляюсь вашему мужеству. Лично я никогда бы не решился пролить кровь существа, черты которого напоминали бы мне лицо моего повелителя.

– Но он лжет, он пытается меня обмануть. Из-за него у нас возникнут разногласия, и мы превратимся в посмешище.

– Проще всего было бы переубедить его и изгнать с позором, – ответил старик. – Это я охотно возьму на себя. Мне достаточно задать ему три вопроса, и сразу станет ясно, насколько он искренен. Да какие три вопроса? О чем я говорю! Даже этого не требуется! Ведь оба принца, оба ваших племянника, в том числе Ричард Йоркский, на имя которого он претендует, тысячу раз играли, сидя у меня на коленях. Я помню огромное количество поразительных случаев, которые при этом происходили. Один случай был особенно удивительным, и о нем не знает никто, кроме нас двоих. Если он не знает про этот случай и не сможет подробно рассказать о нем, значит он не герцог Ричард, и мне хватит двух минут, чтобы его в этом убедить. Да и сами вы, госпожа герцогиня, разве может кто-нибудь лучше вас доказать его самозванство. Кто лучше вас знает все подробности жизни и смерти сыновей Эдуарда? Кто лучше вас, ваша светлость, может потребовать, чтобы он сообщил о разных интимных подробностях, припомнил разные факты и сказанные слова? Только вы можете так расставить ловушки, чтобы он, если он мошенник, обязательно в них попал.

Маргарита выслушала старого лорда, и сердце герцогини запело от радости, но ее лицо оставалось непроницаемым.

– Если я правильно понимаю, – сказала она, – вы советуете мне испытать его. По правде говоря, я не хочу, чтобы к этому ничтожному лжецу относились, как к герою.

– Но, мадам, – холодно заметил Килдар, – судья может действовать только таким образом. Он должен задавать вопросы, изучать ответы и по результатам этих действий выносить обвинительный или оправдательный приговор.

– Но внутри у меня все бунтует. Все это невозможно и ни на что не похоже. Над нами будут смеяться, Килдар.

– Никто никогда не смеялся и не будет смеяться над всеми уважаемой августейшей принцессой, озабоченной лишь поисками истины и справедливости.

Собравшиеся, переполненные эмоциями и жаждущие зрелища, одобрили совет старого лорда единодушным шушуканьем.

– Да будет так! – воскликнула Маргарита. – Теперь никто не посмеет сказать, что я не желаю слышать признаний в самозванстве. Испытание будет проходить здесь и сейчас, публично, средь белого дня, на виду у всех, друзей и недругов. Каждый из присутствующих должен слышать только голос собственной совести, и каждому предоставляется право задать один вопрос этому человеку. Но я повторяю, Килдар, и сказанное вами не изменит моего решения: если его самозванство будет со всей очевидностью доказано, то за это преступление я его покараю, и из моего дворца он выйдет лишь для того, чтобы подняться на эшафот. Тогда весь мир окончательно поймет, что я люблю Йорков и защищаю их права, но лишь истинных Йорков, а с врагами моей семьи