К. Харрис - Когда рыдают девы

Рядовых военнопленных, как правило, бросали в так называемые «халки». Прогнившие, лишенные мачт корпуса судов, признанных негодными для дальнейшего плавания, по сути являлись плавучими тюрьмами. Днем заключенных отдельными партиями сковывали одной цепью и отправляли работать в доки и окрестные мастерские, а на ночь запирали в непроветриваемых, кишащих паразитами и заразой темных трюмах. Уровень смертности среди пленных солдат был ужасающим.

Однако к офицерам традиционно относились иначе. В силу благородного происхождения за ними признавалась одна из наиважнейших характеристик джентльмена: честь. Таким образом, французского офицера могли отпустить на свободу всего лишь с некоторыми ограничениями, как только он давал честное слово, что не намерен бежать.

– По крайней мере так в теории, – проворчал пухлый, седоватый чиновник, с которым Девлин беседовал в Адмиралтействе. – Беда в том, что слишком многие из проклятых лягушатников не являются джентльменами. Они, видите ли, дослуживаются до офицерского звания с низов – вот почему у нас только в нынешнем году бежали более двух сотен этих лживых негодяев. – Он подался вперед, словно чтобы подчеркнуть свое мнение. – Никакой чести.

– Две сотни?

– Если быть точным, двести тридцать семь. И почти семьсот улизнули за последние три года. Может, эти французы и офицеры, но слишком многие из них так и остались чернью. Сброд, вылезший  из парижских сточных канав и чересчур возвысившийся над приличествующим ему положением. Видите, что происходит, когда общественный строй переворачивается с ног на голову и те, кто родился для услужения, начинают мнить себя господами. – Сама мысль о перевернутом с ног на голову мире разбудила такую ярость в широкой груди адмиралтейского служащего, что он буквально брызгал слюной.

– Тем не менее некоторые из лучших французских военачальников действительно  поднялись по карьерной лестнице с низов, – заметил Себастьян. – Иоахим Мюрат, например. И Мишель Ней[11]…

– Тьфу, – пренебрежительно отмахнулся пухлой рукой чиновник от этих примеров неджентльменского успеха. – Совершенно очевидно, что вы ничего не знаете об армии, сэр. Ничего!

Виконт рассмеялся и повернулся уходить.

– Попробуйте навести справки  у мистера Абеля Макферсона. Именно его Транспортный комитет Адмиралтейства назначил ведать делами освобожденных под честное слово в этой округе.

– И где мне его найти? – спросил Девлин, останавливаясь и оглядываясь на клерка.

– По-моему, он сейчас в Норфолке. Не сомневаюсь, он оставил кого-то вместо себя, но я не могу подсказать, кого именно.

– А кто может располагать такими сведениями?

– Простите, ничем не могу помочь. Но Макферсон через две недели должен вернуться.

В мэйферском доме достопочтенного Чарльза д'Эйнкорта леди Девлин была принята замужней сестрой парламентария, суровой дамой тридцати с лишним лет по имени Мэри Бурн.

Миссис Бурн никогда не встречалась с Геро и вся трепетала от чести оказаться удостоенной визитом дочери могущественного лорда Джарвиса. Гостью приняли в парадной гостиной, занавешенной светлым атласом и заставленной множеством раззолоченных столиков на ножках в виде крокодиловых лап и яркими китайскими вазами, способными порадовать самого принца-регента. После упрашивания  «дражайшей леди Девлин» присаживаться, хозяйка погнала слуг за чаем и пирожными, поданными на таком массивном серебряном подносе, что бедняга-дворецкий пошатывался под его весом. А затем, даже не останавливаясь, чтобы перевести дыхание, миссис Бурн принялась трещать обо всем: от своего изучения Библии в Савойской часовне до тревог  дорогого мистера Бурна из-за пребывания супруги в столице, где разгуливает на свободе безжалостный убийца, – и продолжила монолог бесконечными описаниями какой-то недавней семейной свадьбы, на которой танцевали  фанданго и новый вальс, а экипажи были украшены отличнейшим белым атласом.

– По шиллингу за ярд, не меньше! – доверительно сообщила она, подавшись вперед. – Расходов не жалели, поверьте мне, дражайшая леди Девлин.

Геро с благосклонной улыбкой попивала чай и поощряла болтовню хозяйки. Мэри Бурн  похвасталась (разумеется, в самой скромной манере) утренними и вечерними молитвами, которые слуги в ее собственном доме, что в Дэлби рядом с Сомерсби, обязаны были посещать ежедневно. Она намекнула (довольно прозрачно), будто является автором изданной под псевдонимом популярной брошюры с осуждением современного увлечения друидизмом, а уже отсюда позволила, ничего не подозревая, тонко подвести себя  к предмету, вызнать о котором и явилась гостья: характеру отношений между Чарльзом д'Эйнкортом и его братом, Джорджем Теннисоном, отцом двух пропавших мальчиков.

Чарльз, лорд Джарвис, вольготно расположился в удобном кресле у незажженного камина в своих покоях в Карлтон-хаусе. Неторопливым движением  он вытащил из кармана золотую эмалевую табакерку и одним щелчком открыл ее с натренированным изяществом. Затем поднес к носу небольшую щепотку табаку и вдохнул, не сводя  жесткого взгляда с потного, пухлого бело-розового лица стоявшего напротив человека.

– Ну? – требовательно вопросил барон.

– Это в-все у-усложняет, – запинаясь, пробормотал  Бевин Чайлд. – Вы должны понимать. Б-будет нелегко…

– Как вы собираетесь выполнять свою задачу, меня не волнует. Вам известно, каковы будут последствия в случае неудачи.

Мягкий рот антиквара перекосился, глаза расширились.

– Да, милорд, – тяжело сглотнул ученый муж, судорожно, испуганно откланялся и подпрыгнул, когда за его спиной в дверь тихонько постучал секретарь Джарвиса.

– Что такое? – буркнул вельможа.

– К вам полковник Уркхарт, милорд.

– Впустите, – велел барон, щелчком захлопнул табакерку и перевел глаза на побледневшего антиквара. – Вы почему еще здесь? Убирайтесь с глаз моих долой.

Держа шляпу в руке, Чайлд попятился задом из комнаты, словно в присутствии особы королевских кровей, и все еще пятился, когда в дверь решительно прошел полковник Джаспер Уркхарт и отвесил короткий, элегантный поклон:

– Вы хотели видеть меня, милорд?

Полковник был высоким, как и все отставные военные на службе у Джарвиса, статным и широкоплечим, со светлыми волосами, бледно-серыми глазами и румяным лицом. Бывший стрелок служил у барона уже два года и до сегодняшнего дня не разочаровывал хозяина.

– Вчера, – заговорил вельможа, поднимаясь с кресла, – я попросил вас поручить одному из лучших ваших людей некое задание.