Линда Миллер - Мой разбойник

Дерби потребовалось немало усилий, чтобы прийти в себя. Он аккуратно сложил свадебное платье, его движения были размеренными и неторопливыми, будто он выполнял какой-то священный ритуал. Он положил обручальное кольцо, переданное ему Ангусом, под кружевной корсаж платья и убрал его в шкаф.

После этого Дерби, расправив плечи, вышел из комнаты. Первым человеком, которого он встретил в салуне, оказалась Орэли, которая опять была в желтом платье, ее любимом. Она хитро усмехнулась, увидев его.

– Ты спал сегодня не один, – сказала она, крадущейся походкой приблизившись к Дерби. – Все знают, что в твоей комнате этой ночью была женщина. Но мы теряемся в догадках, кто же это.

Дерби тупо уставился в зеркало, не замечая своего отражения. Как он и предполагал, Кейли в нем не было. Его последние надежды таяли на глазах.

– Она не из вашей братии, – ответил он, с трудом выдавив из себя улыбку, и похлопал проститутку по щеке. – Скажи всем, что это была ты, милая, – добавил он заговорщицки.

Орэли расхохоталась, хлопая себя по бедрам.

– Теперь я утру нос Магги. Она ужасно зазнаётся, потому что считается любимицей Саймона Каванага – он даже привез ей гребешок из Денвера.

«Каков отец, таков и сын», – подумал Дерби. Для Ангуса Хармони была такой же игрушкой, как теперь Магги для Саймона. Когда он увидит своего сводного брата, он напомнит ему, что женщины в «Голубой подвязке» тоже люди, а не предметы для его пользования и не стоит шутить с их чувствами.

Дерби хотелось уйти от страшной мысли о том, что он потерял Кейли, едва обретя ее. Эта мысль стала нестерпимой, она убивала его, ему нужно было чем-то отвлечь себя – вскочить на коня и нестись во весь опор, неистово взяться за самую тяжелую работу или наброситься на кого-нибудь с кулаками, но оставаться на одном месте Дерби больше не мог.

Он нежно отстранил от себя улыбающуюся Орэли, поцеловав ее в лоб для вида. Она поняла, что этот жест предназначался для глазевших на них любопытных наблюдателей, и подыграла Дерби, погладив его по щеке.

– Спасибо, Дерби, – сказала она озорно и, шурша линялыми желтыми юбками, с важным видом пошла к другим девушкам, выстроившимся вдоль стойки бара, следившим за ними краешком глаза и сплетничавшим между собой.

Как правило, их услуги не пользовались спросом до позднего вечера, и многие женщины даже не утруждали себя тем, чтобы встать с постели до заката. Дерби не осуждал их, но его удивляло, как их может устраивать такое однообразие.

Помня о том, что теперь все эти женщины зависят от него, Дерби в дополнение ко всем проблемам чувствовал на себе тяжелый груз ответственности. Теперь, когда не было больше Хармони, он должен был заботиться о них, хотя еще не задумывался серьезно, что именно ему делать. Все перестало существовать для него, когда Кейли чудесным образом прошла сквозь зеркало и упала в его объятия. И сейчас она тоже занимала все мысли Дерби, не отпускала его сознание как крепкое вино.

Еще раз, украдкой взглянув в зеркало, Дерби надел шляпу, достал из-за стойки бара портупею, пристегнул ее, и второй раз за это утро вышел под лучи яркого ласкового солнца. Тепepь его судьба была связана с Редемпшном не только по условию завещания Хармони, здесь стоило остаться хотя бы ради надежды снова обрести Кейли.

В два часа утра, когда закроется салун, он сядет в кресло перед зеркалом, и будет ждать Кейли. И если она опять придет, то он увезет ее как можно скорее и как можно дальше от этого проклятого места.

Дерби отправился на конюшню, где день назад оставил Рэгбоун. Теперь, благодаря Хармони, у него были деньги, и он собирался купить лошадь помоложе и порезвее на случай, если судьба все же предоставит ему возможность увезти Кейли отсюда в безопасное место.

Дерби улыбнулся уголком рта. Все это напомнило ему, как в детстве они играли с Уиллом, изображая из себя рыцарей Круглого Стола.

Он снял шляпу и вытер лоб рукавом. Он отдал бы все на свете, чтобы когда-нибудь снова увидеть Кейли, не говоря уже о том, чтобы она стала его женой, и он мог держать ее в своих объятиях каждую ночь до самой смерти. Ему никогда не везло, разве что в картах, да и это было большей редкостью.

Пока Дерби торговался с Нэдом Финн из-за резвого черного скакуна, только что пригнанного из Трипл Кей и почти необъезженного, приехал Уилл, младший из законнорожденных сыновей Ангуса. Он был верхом на гнедом жеребце с белым пятном на груди. Приподняв шляпу, Уилл поприветствовал Дерби.

– Не понимаю, зачем тебе платить деньги за эту конину, – сказал Уилл, с веселой улыбкой соскакивая с потертого седла, – если теперь ты получишь в наследство целый табун. Он уже дожидается тебя на ранчо.

Дерби стиснул зубы и проигнорировал замечание.

– Как чувствует себя сегодня Ангус? – спросил он, заранее зная ответ.

Уилл, который всегда был намного ближе к отцу, чем Саймон, не расплывался бы так в улыбке, если бы старик чувствовал себя хуже. Новость о том, что внебрачный сын Хармони принял условия ее завещания, согласившись признать за Ангусом отцовство, без сомнения уже дошла до ушей Уилла. Ни одно самое незначительное событие в Редемпшне не обходило стороной Каванагов, так или иначе им все тут же становилось известно. А капитуляция Дерби была особым событием.

– Он спрашивает, когда тебя ждать. Велел экономке приготовить для тебя комнату и все прочее, – ответил Уилл.

Дерби подавил вздох. Брат не был виноват в том, что его жизнь зашла в тупик. Будучи жизнерадостным и незлобивым человеком, Уилл большую часть времени пребывал в хорошем расположении духа, не зависимо от настроения других. Это была одна из многих черт Уилла, которые нравились в нем Дерби.

– Я в состоянии сам купить себе коня, – сухо отрезал он, не найдя что ответить на последние слова Уилла.

Впрочем, ему всегда было не легко разговаривать о ранчо Трипл Кей.

Уилл нахмурил брови, но в его глазах было скорее недоумение, нежели раздражение. Это была другая, свойственная ему черта, – он редко впадал в гнев, следуя одной из заповедей библии.

– Райерсон сказал, ты подписал документы у него в конторе, согласившись с условиями завещания матери. А это значит, что ты получишь свою долю в Трипл Кей, – не унимался Уилл.

Дерби дал Фини двадцатидолларовую монету, и владелец конюшни вручил ему вожжи.

– Да, я подписал, – подтвердил Дерби. Он вскочил на коня и ощутил под собой его трепет. Полудикое животное дрогнуло и заиграло, широко расставив сильные ноги, ища устойчивой позиции.

– Держись, – сказал Уилл, и его лицо расплылось в одной из характерных для него сияющих улыбок с ямочками на щеках.– Ретивого коня ты выбрал, – понимающе добавил он.