Там, где поют соловьи - Елена Чумакова

Третья сестра, Глафира, внешне отличалась от остальных Крутихиных. Она была ошеломительно красива! Будучи выше остальных сестер, она обладала изящным телосложением, тонкой костью, смуглой кожей и волнующим взглядом черных блестящих глаз. От французских предков Глаша унаследовала врожденный вкус, практичность, здоровый эгоизм и уважение к себе. Вот уж кого, при всей ее привязанности к семье, невозможно было заставить служить кому-либо! И еще одним бесценным даром наградил ее Бог – редкой интуицией. Прежде чем принять решение, Глафира всегда прислушивалась к своему внутреннему голосу, и он ее никогда не подводил.

Степан Фролович, оставшись вдовцом и заботясь о будущем детей, присматривался, кто к чему тянется, к чему способен. Он спешил поставить их на ноги, хотя бы успеть определить им направление в жизни. Глаша любила играть с тряпочками, не расставалась с куклой, мастерила ей одёжки. Приметив это, отец отдал дочку в обучение в школу при Бирском женском монастыре. Там девочек, помимо грамоты, обучали живописи, ткацкому мастерству, вышивке и шитью. Глаша была прилежна и к семнадцати годам стала отличной портнихой, у которой не гнушались шить самые привередливые бирские купчихи.

Глафира и мужа сумела выбрать разумно, себе под стать. Часто бывая в качестве модистки в самых богатых домах, она имела нескольких поклонников, но вольностей не позволяла никому. Однажды она познакомилась с сыном заказчицы, приехавшим в родительский дом после учебы в Московском университете. Чувства вспыхнули сразу. Артемий ни о ком больше и думать не мог, кроме как о черноглазой модистке. Мать его, прежде относившаяся к Глаше дружелюбно, грядущий брак посчитала мезальянсом и всячески ему противилась. Ее отношения с девушкой испортились. Глаша повела себя умно: перестала бывать в их доме и не делала никаких шагов к сближению, предоставив инициативу Артемию. Ее тактика, вкупе с выдержкой, только подогрели чувства влюбленного, он настаивал на женитьбе, и матери пришлось смириться. Невестка оказалась всем на зависть – красива, умна, приветлива, добродетельна. Но с характером! Свекровь и не заметила, как уже она искала расположения невестки, а не наоборот. Скоро всем в доме заправляла молодая хозяйка, а властная в прошлом купчиха отошла от хлопот и тихо-мирно радовалась маленькой внучке Аделине.

Чем занимался зять Артемий, никто толком не знал. Он представлялся промышленником, но ни заводика, ни торгового дома, ни даже лавчонки или склада не имел. Что-то скупал у местных ремесленников и купцов, что-то поставлял, оформляя бумаги на партии самых разных товаров, от меда и пеньки до кирпича и лесоматериалов. Степан Фролович не понимал, как устроены дела зятя, однако средства на безбедную жизнь у их семьи были.

Артемий для своей жены финансировал открытие собственной мастерской по пошиву женского платья. Нынче в мастерской трудились две портнихи, а у Глафиры высвободилось время для себя, мужа и маленькой дочки. Теперь она шила только избранным клиенткам.

Агате Артемий понравился сразу, подкупили доброжелательность, чувство юмора третьего зятя, ну и весьма приятная внешность. Его шутки, в отличие от высказываний Юлия Мефодиевича, не были саркастическими, а были добрыми и очень смешными. Разговаривая с ним, она то и дело хохотала до слез. А он, довольный, говорил жене:

– Вот видишь, Несмеяна, другим, в отличие от тебя, мои шутки кажутся смешными.

Он ладил со всеми домочадцами, даже с Григорием. Что-что, а обаять собеседника Артемий умел! Со временем Агата убедилась, что за внешним обаянием зятя прятался тонкий расчет, он мог быть жестким с людьми, чье расположение ему было неважно, и настолько, насколько это было необходимо для дела.

С Глашей у Агаты тоже сами собой сложились добрые отношения. Та проявила заботу о негаданно объявившейся младшей сестренке тем, что взялась за ее гардероб. Агата не придавала большого значения тому, что на ней надето, прилично, аккуратно – и ладно, но сопротивляться заботе сестры не стала, хотя обсуждения фасонов ее не увлекали, а долгие примерки были сущим наказанием.

Самые задушевные отношения у Агаты сложились с Дарьей, четвёртой из сестер. Даша фигурой удалась в отца – невысокая, крепкая, словно гриб-боровик. Непослушная темно-русая шевелюра была небрежно собрана в узел на макушке. Из-за вечно теряющихся шпилек этот узел сползал то вправо, то влево, а то и вовсе рассыпался. Взгляд темных, блестящих, словно бусины, глаз Даша унаследовала от матери, а по характеру была в отца, такая же упрямая бунтарка, горячая кровь. Сходство натур сближало Агату с Дашей. Обе сестры не любили быть в центре внимания, предпочитая позицию независимого наблюдателя. Разница в возрасте у них была небольшая – всего четыре года, и это тоже играло свою роль.

Дарья, как и Глафира, училась в монастырской школе, в детстве много времени проводила в ткацкой мастерской, но не обладала практичностью сестры. Она была художественной натурой, поэтому увлеклась вышивкой. Это менее доходное занятие, требующее усидчивости и терпения, зато ближе к искусству. Забота Глаши о младшей сестре выражалась в том, что она находила для нее заказчиц, желающих украсить обнову вышивкой, договаривалась о цене и требовала от сестры выполнения работы в срок. Это дисциплинировало безалаберную Дарью и обеспечивало ей неплохой заработок. Девушка сняла комнату под мастерскую и сбежала из-под опеки старших сестер, стала жить самостоятельно. В ее комнате царил только ей понятный порядок, очень похожий постороннему взгляду на бардак. Зато здесь было весело и интересно. Агата в гостях у сестры чувствовала себя более комфортно, чем в опрятном родительском доме.

У Даши имелся жених Матвей, простой парень, работающий на кирпичном заводе. Родня выбор девушки не одобряла, поэтому свадьба все откладывалась и откладывалась. Как-то, в порыве откровения, Даша призналась, что сватовство это – фикция, и на самом деле замуж за Матвея она не собирается. Они просто хорошие друзья и единомышленники. А весь этот спектакль нужен для того, чтобы родня не цеплялась к ней с женихами, дескать, есть – и отстаньте! Как только поднимался вопрос ее замужества, так Дарья предъявляла семье Матвея. А тот, разыгрывая влюбленного, проявлял, тем не менее, удивительную меркантильность в обсуждении приданого, и свадьба снова откладывалась.

– А ты не лукавишь? – хитро улыбнулась Агата, слушая разглагольствования сестры. – Ты действительно веришь, что Матвей разыгрывает эти спектакли исключительно по дружбе? Может быть, он втайне в тебя влюблен?

– Кто? Матвей?! Ха! Он влюблен исключительно в свою революцию! Только о ней говорит и думает. Ты думаешь, мы гуляем в парке при луне? Нет, мы посещаем марксистский кружок…

Поняв, что сболтнула лишнее, Даша осеклась, замолчала, испуганно глядя на сестру.

– Тоже мне, удивила, – успокоила ее Агата, – и я в Петербурге бывала на тайных собраниях социал-демократов, читала запрещенную литературу.

– В общем, я тебе ничего не говорила, – лукаво прищурилась Дарья.