Под мраморным небом - Джон Шорс

– Как мы его назовем? – спросил отец, убирая волосы с маминого лица.

– Его?

– Девочки так яростно не бьются. Да и живот у тебя, любовь моя, никогда еще не был такой большой.

– Мы... – Боль снова пронзила все существо мамы. Она прикусила губу, потом стала дышать глубоко, пытаясь овладеть собой. – Мы назовем его в честь художника, – проговорила она. – А то у нас в стране все сплошь имена воинов и императоров.

Врач подал маме чашку чая:

– Выпейте это, моя госпожа. Вам станет легче.

Мама поблагодарила его. Чай, наверно, оказался горьким, потому что она поморщилась.

– Это яд? – спросила мама, силясь улыбнуться.

– Он убивает только боль.

Ночь шла на убыль, а схватки все продолжались. Интервалы между ними сокращались. Мама металась, из ее глаз лились слезы.

– Как бы я хотел избавить тебя от страданий, – тихо произнес отец. – Забрать твою боль и глубоко в себе ее похоронить.

Я спросила, вытирая маме лоб:

– Первые роды были самые мучительные?

– Если бы, – выдавила мама и вновь застонала от боли. Отец напрягся. Думаю, он физически ощущал ее муки. Мама сказала, что ей нужно что-нибудь зажать в зубах. Я дала ей полотенце. Схватки участились. Ее тихие охи переросли в стоны, стоны сменились криками.

– Ты видишь его? – нетерпеливо спросил отец.

Грянул гром.

– Да, ножку, – ответил врач. – Идет ножками вперед.

Отец побелел. Мне эти слова врача ни о чем не говорили, и я призналась в своем невежестве.

– Это значит, – с беспокойством в голосе объяснил врач, – что ребенок стремится остаться в утробе. Он еще не готов появиться на свет.

Мама закричала, и я стиснула ее руку.

– Он идет, мама, идет. – Обращаясь к маме, я молилась про себя, прося Аллаха облегчить ее страдания.

– Да, – подтвердил отец. – И когда он родится, я всю ночь буду обнимать вас обоих.

Мама попыталась что-то сказать, но из ее груди вырвался лишь стон. Слезы струились по ее щекам. Было видно, что она страшно мучается.

– Про... прошу, – пробормотала она.

– Неужели ты ничего не можешь ей дать? – вдруг спросил отец, посмотрев на врача, и свирепость, прозвучавшая в его голосе, напугала меня.

Старый врач колебался.

– Это опасно, мой повелитель. Но я дам еще немного.

Он влил маме в рот совсем немного чая. Я увидела, что она до крови искусала свой язык. Ее лицо, всегда такое ясное, искажала гримаса боли. Я перевела взгляд на врача. Тот вытащил из-под мамы окровавленное полотенце.

– Тужьтесь сильнее, моя госпожа, – настойчивым тоном произнес он. – Старайтесь.

– Дикая боль, – выдохнула мама.

– Тужьтесь, моя госпожа. Тужьтесь сильнее!

Мама закричала, заметалась. Мы с отцом стали ее держать. Повитухи принесли свежей воды.

– Великий Аллах, – взмолился отец, – пусть это скорее закончится, и я выстрою для тебя прекрасную мечеть. Буду кормить и одевать твоих бедняков.

Я тоже молилась. Повернула голову в сторону Мекки и стала просить Аллаха, чтобы он помог ребенку родиться. Увы, лишь вопли и раскаты грома были мне ответом. Врач опять попросил маму тужиться. В его голосе слышалось отчаяние. На полу собиралась лужа крови, свежая вода в чаше окрасилась в алый цвет. Старый врач пытался повернуть ребенка в утробе мамы. Я надеялась, что вот-вот раздастся крик младенца, но слышала только страдальческие стоны мамы.

– Что происходит? – спросил отец, посмотрев в упор на врача.

– Ребенок обвит пуповиной и слишком крупный, не проходит через родовые пути. Он разрывает госпожу, и она истекает кровью.

Отец покачнулся.

– Тогда вытаскивай его немедленно! – зычно крикнул он. Крики мамы ослабели, взгляд затуманился.

– Скорей, отец! – пронзительно закричала я. – Сделайте же что-нибудь!

Отец оттолкнул старика в сторону и опустился на колени перед мамой:

– Говори, что делать!

Врач объяснил, как повернуть ребенка. Отец сорвал с пальцев кольца и сунул руку во влагалище. Он старался быть осторожным. Его лицо перекосилось от страха. Отец не умел поворачивать детей, но младенец внезапно выпал. Его шею перетягивала пуповина. Он был прекрасен, но весь в крови и не дышал. Отец осторожно положил его в сторону.

– Останови кровотечение, – с мольбой в голосе обратился он к старику. Тот положил маме между ног чистое полотенце. Оно быстро пропиталось кровью.

– Простите, мой повелитель. Ее время почти истекло.

– Нет! – вскричал отец. – Сделай что-нибудь!

– Она в руках Аллаха. Я уже бессилен.

Отец упал рядом с мамой и, рыдая, стал звать ее по имени.

– Не уходи, прошу тебя!

Ее глаза вспыхнули, судорога свела ее тело.

– Тише, любовь моя, – прошептала она.

– Смилуйся, Аллах, – молил отец. – Прошу тебя, умоляю, не дай ей умереть. Лучше забери меня. Забери меня, умоляю.

Мои слезы капали на лицо мамы, смешиваясь со слезами отца.

– Ты должна... ты должна остаться с нами, мама...

Ее голова склонилась набок. Она попыталась улыбнуться и проговорила:

– Я... засыпаю.

Врач и повитуха покинули шатер. Я горячо целовала ее лоб, льнула к ней так же, как тогда цеплялась за корягу на реке.

– Не уходи, прошу тебя, – просила я. Мой мир умирал вместе с мамой.

– Наклонись ближе, – сказала она, едва шевеля губами.

Я приблизила свое лицо к ее лицу:

– Останься.

– Я... ты нужна мне.

– Я? – спросила я с изумлением.

Мама попыталась поднять голову. Я наклонилась еще ниже. Мама повернула голову так, что ее губы почти касались моего уха.

– Позаботься о нем, – прошептала она едва слышно.

– Но, ма...

– Ты сильная... очень сильная.

– Нет, я не хочу, чтобы ты умирала. Ты должна быть с нами.

– Прошу тебя.

– Ты не можешь покинуть нас!

– Прошу тебя, Джаханара.

У мамы был взгляд беззащитного человека, и я, хоть меня и душило горе, увидела в ее глазах тревогу. Я глянула на отца. Тот сидел на коленях, опустив голову к ногам мамы.

– Я попытаюсь, – пообещала я, глотая слезы.

– Я люблю тебя. И горжусь, очень горжусь тобой. – Мама знаком дала мне понять, чтобы я поцеловала ее.

Я крепко обняла ее и прижалась к ее губам, впитывая в себя ее тепло, не желая ее отпускать. Наконец я поднялась, уступая место отцу. Он тоже поцеловал маму, но не так, как я: нежно прикоснулся к ее