Таинственный возлюбленный - Джулия Сеймур

— Да кто же согласится работать за те харчи, которые я самому-то себе не всегда могу позволить? — простодушно вздохнул грустный незнакомец. Во всем его облике была такая душевность, а в манере держаться — такая неподдельная простота, что в груди у Педро, никогда не знавшего отца, вдруг вспыхнуло чувство сострадания и какой-то незнакомой ему до сих пор симпатии.

— А хотите, я буду вашим пастухом? — вдруг просто и неожиданно даже для самого себя предложил мальчик. — Просто так, за кусок хлеба… ну, и миски бобов иногда, — честно добавил он.

Странный владелец отары серьезно и задумчиво посмотрел на мальчика и затем, после непродолжительного молчания, сказал:

— Как тебя зовут, парень?

— Педро.

— А меня — дон Рамирес де Гризальва. Вот что, Педро, я скажу тебе откровенно. Твое предложение выглядит очень заманчиво, однако совесть не позволяет мне нанять тебя на работу на таких условиях. Я ведь даже не могу делить с тобой свой хлеб пополам, поскольку у меня еще есть жена и маленькая дочь. И не могу обещать тебе ничего в будущем, поскольку будущее наше день ото дня становится все прискорбнее. Но если тебе негде жить, то я готов с радостью приютить тебя. И если тебе нечего есть, накормлю, чем Бог послал. Но за это я не могу требовать с тебя никакой работы.

— Тем веселее я буду следить за вашими овцами, дон Рамирес, — улыбнулся Педро, обрадованный, что так быстро нашел место, да еще и в доме у благородного господина, обещающего ему полную свободу и достойное обращение. — Вот только жить мне с вами под одной крышей негоже, так что, может быть, вы найдете мне какой-нибудь сарайчик поблизости… — С этой неожиданной просьбой Педро обратился вовсе не из скромности, а ради того, чтобы иметь возможность проводить ночи, как ему заблагорассудится.

И дон Рамирес, недолго думая, направил мальчика к своему бывшему боевому товарищу, безногому Лукаро. Считалось, что этот Лукаро работал горшечником, однако основным его занятием было тайное пособничество темным делишкам, творившимся по всему побережью — от Тортосы до французской границы. Там Педро ночевал, когда был свободен от дел в Мурнете, и оттачивал язык, дерзость, уменье владеть навахой и трудную контрабандистскую науку скрывать товар.

Три года, проведенные им в обществе дона Рамиреса, еще более привязали мальчика к новому хозяину, который занял в его сердце место погибшего отца. Да и дон Рамирес во время совместных путешествий на пастбища и рынки разговаривал с мальчиком, как с сыном, которого уже отчаялся дождаться. Педро узнал от него множество неизвестных ему ранее вещей о мире вообще и об их родине в частности. О чем только они ни беседовали! Мальчику очень нравилось, как мягко и уважительно этот благородный человек всегда отвечает на все вопросы, не издеваясь при этом над его незнанием.

— Дон Рамирес, а вот я слышал, будто во Франции появился какой-то генерал… Буона… Бона… Словом, вроде и не француз вовсе. Говорят, отчаянный кабальеро. Мальчишки рассказывали, что он самый крутой контрабандист.

— Контрабандист?! — рассмеялся дон Рамирес.

— Ну, а кто же? Разве бывают люди смелее и отчаяннее контрабандистов?

— И как же ты его себе представляешь?

— Думаю, что он ходит в гетрах, фетровой шляпе, черном плаще, с навахой и мушкетом за поясом.

Дон Рамирес смеялся все сильнее.

— На сей раз воображение тебя подвело, — наконец успокоился он. — Это совсем еще молодой человек, с Корсики, маленького роста и ходит в обыкновенном офицерском мундире.

— Так о чем тогда речь! — воскликнул Педро, душа которого, как душа всякого испанца, была всегда приправлена изрядной долей честолюбия и презрения к людям, не знающим, что такое «вероника» и «капео де эспалдас»[37].

— А вот хотя бы о том, что совсем недавно он со своей артиллерийской батареей взял Тулон и, говорят, потом проявил ужасную жестокость — согнал всех пленных на центральную площадь и запросто расстрелял из пушек несколько тысяч безоружных человек.

Педро поежился, будто от холодного ветра, в конце зимы дующего с гор.

— Вот каналья!

— Тем не менее правительство за этот штурм сразу же произвело его из лейтенантов артиллерии в генералы.

— Ого! А за пленных… значит, ничего ему и не было?

— Нет.

— Почему?

— Потому, что во Франции народ отрекся от Бога. А тот, кто не боится Бога, может пойти на все, что угодно, и не остановится ни перед каким злодеянием.

— А правда, что там потерпела поражение наша эскадра?

— Увы. Наша эскадра под командованием Масарредо действительно была разбита, чем лишь увеличила бедствия нашей несчастной страны, а вместе с ней и моего маленького семейства.

— Но почему получается так, что люди, отвергнувшие Бога, побеждают тех, кто в Бога верует, а вы, человек добрый и справедливый, страдаете от событий, к которым не имеете никакого отношения?

— Ах, дорогой мой Педро, порой ты задаешь такие вопросы, на которые тебе не сможет ответить и сам Господь. Но что касается моего отношения к этим далеким событиям, тут ты не совсем прав. Все мы в этом мире тесно связаны друг с другом. И если где-то в одном месте творится несправедливость, то это не может не касаться всех и каждого, кто живет в это время на земле. В частности, наша большая вина заключается в том, что мы терпим над собой бездарных и несправедливых правителей, заботящихся лишь о своих удовольствиях и выгоде. Но… это опасный разговор, мой мальчик. И тебе не следовало бы пока забивать голову такими вещами. Меня же при воспоминании обо всех этих делах начинает мучить совесть. Как я могу в такие ужасные для нашей страны и для всего мира дни столь мелочно заниматься своими домашними заботами и закрывать глаза на все те ужасы, что происходят сегодня вокруг?! Поэтому давай сменим тему и поговорим о делах насущных.

— Дон Рамирес, еще один, честное слово, последний вопрос. Он совсем не про то.

— А про что же?

— Вот вы говорите о вере в Бога. А почему мы все время молимся не Богу, а Святой Деве дель Пилар?

— Святая Дева дель Пилар, или дева Мария на столбе особо почитаема у нас потому, что согласно легенде она однажды явилась на столбе покровителю Испании, святому Сант-Яго и повелела ему воздвигнуть на месте того столба на берегу Эбро храм. Согласно другой легенде дева Мария также являлась в этом месте и тоже на столбе апостолу Иакову Старшему. Поэтому у нас испокон веку место это считается чудотворным, оно находится в Сарагосе,