Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена

— Задушил чётками, — мрачно кивнул Леон. — Она ответила на все мои вопросы, там, на берегу. А потом повела меня к церкви. Я знал, что она хочет убить своего насильника, но не думал ей мешать.

— Ундина, в отличие от призрака, может оказаться привязана к земле кровью, — вздохнула Эжени. — Филипп Тома освободился, убив своего отца… впрочем, может, тут сыграло роль и то, что он лишился тела козла, тела, в котором он мог существовать. Но живые мертвецы, попробовавшие вкус крови… они могут начать убивать снова и снова. Отсюда и легенды об ундинах-людоедках, заманивающих путников в омуты.

— Она попробовала крови. Моей, — напомнил Леон. — Я теперь превращусь в такое же чудовище?

— Нет-нет! — девушка помотала головой. — Ундина не вампир и не оборотень, её укус не заразен. Но Агнесса и правда могла стать чудовищем. К счастью, она не успела никого убить, а под рукой так кстати оказалась святая вода — отец Клод знал, где прятаться от нежити! Её тело не выдержало воздействия святой воды и освящённого места, оно лишилось своих демонических черт, и дух Агнессы обрёл свободу. Мне жаль, что она укусила вас, — Эжени снова осторожно коснулась перевязанного плеча Леона. — Это моя вина: я напрочь забыла об этом законе крови и не предупредила вас раньше. Простите, господин дю Валлон.

— Неважно, я бы всё равно об этом не вспомнил, — пробормотал он и вздрогнул, только сейчас осознав смысл последней фразы. — Как вы меня назвали?

— Господин дю Валлон де Брасье де Пьерфон, — Эжени опустилась на кровать и заглянула ему в глаза — под её собственными глазами, большими и серыми, залегли тёмные круги. — Ведь такое ваше настоящее имя? Его, как и шпагу, вы унаследовали от отца?

— Откуда вы знаете? — он вздрогнул сильнее. — Кто вам сказал?

— Анжелика дю Валлон, ваша сестра.

— Вы видели её? Где? — здоровой рукой Леон схватил Эжени за кисть — она отшатнулась, резко высвободившись, и встала.

— В трактире, в соседней провинции, куда я ездила по делу священника. Я увидела у неё шпагу, очень похожую на вашу, и мы немного поболтали. Она сказала, что она дочь Портоса, унаследовала шпагу от своего отца и ищет брата, который унаследовал точно такую же шпагу. И брата её — какое совпадение! — зовут Леон.

— Вы сказали ей, где я? — Леон весь подался вперёд, не обращая внимания на прошивающую плечо боль.

— Нет, не сказала! — она с тревогой уставилась на него. — Боже, Леон, да вы бледны как мел! Успокойтесь! Я подумала, что раз уж вы решили скрыть своё имя и происхождение, то на это, наверное, были серьёзные причины, и не стала раскрывать вашу тайну. Но теперь объясните — что такого сделала вам ваша сестра, что вы не хотите её видеть?

— Ничего, — выдохнул он, обессиленно откидываясь назад. — Просто я не хочу её видеть. Ни её, ни её друзей. Кстати, вы их видели?

— Нет, она была одна, — ответила Эжени, взволнованно глядя на него. — Послушайте, Леон… дю Валлон, вы храбрый человек и уже второй раз рискуете жизнью ради меня, сражаясь с нечистью. Я не хочу лишаться вас, но я должна знать правду — почему вы назвались другой фамилией?

— Это фамилия моей матери, Корантины Лебренн, и под ней я прожил большую часть жизни, — глухо ответил Леон. — До недавнего времени я не знал своего отца, потому что я — незаконнорождённый.

— Ах вот оно что… — еле слышно протянула Эжени.

— У нас с Анжеликой разные матери, — продолжал он. — О том, что Портос — мой отец, я узнал при очень… трагических обстоятельствах.

— Вы можете не рассказывать, если очень устали, — великодушно предложила Эжени, но Леон заметил в её глазах огонёк любопытства и покачал головой.

— Нет уж, лучше я расскажу вам всё сразу, а вы уж решите, стоит ли оставлять меня на службе или выгнать.

И сын Портоса заговорил — сначала глухо, дрожащим голосом, превозмогая боль и усталость после бессонной ночи, затем его голос окреп, глаза заблестели, и неожиданный прилив сил победил боль. Он говорил про мальчика-бастарда, чьей заветной мечтой было найти отца; про юношу, которого не принимали в компанию друзья и высмеивали девушки, считая его чересчур мрачным и много о себе воображающим; про мужчину, который доблестно сражался с врагами Франции, только чтобы в итоге обнаружить, что истинные враги всё это время скрывались в золочёных кабинетах Лувра. Нашлось в его рассказе место и Арамису, с предсмертной улыбкой на устах падающему на песок возле моря, и Кольберу, с хитрой улыбочкой плетущему сеть интриг, и детям мушкетёров, чьи жестокие шутки всякий раз выводили Леона из равновесия, и всем тем случаям, когда его оглушали, связывали, обманывали, оставляли ни с чем, поднимали на смех, использовали вместо пешки в чужой игре. Вспомнил он и про Луизу де Круаль, которая за несколько дней перевернула всю его жизнь, и монахов-иезуитов, в обществе которых нашлось бы место и отцу Клоду, и про похищенные сокровища Франции. Под конец голос Леона звучал хрипло и еле слышно, и история возвращения драгоценностей, ухода в вечность отцов-мушкетёров и отъезда Леона из Парижа прозвучала совсем скомканно. Замолчав, бывший капитан королевских гвардейцев поднял голову и с изумлением уставился на Эжени.

Она плакала. Нет, даже не так — она рыдала. Обычно спокойное бледное лицо теперь раскраснелось, из глаз текли слёзы, девушка отчаянно втягивала воздух носом и подвывала, даже не стараясь сдержать рвущиеся из груди рыдания.

— Вы этого не заслужили! — простонала она. — Вы заслужили лучшего… намного большего… — её слова прервались судорожным всхлипом.

— Нет-нет, не надо, — растерянно пробормотал Леон. — Прошу, я вовсе не хотел вас расстроить… Не плачьте, пожалуйста, я не выношу женских слёз.

— Простите, — Эжени вытерла рукавом лицо. — Мне ещё никогда не было так жаль человека… и в то же время я никогда так никем не восхищалась. О, теперь-то я понимаю, почему вы уехали от них! Я бы тоже сбежала от такой сестры и её друзей на край света!

— Если бы я знал, что это вас так расстроит, я бы никогда не рассказал вам этого, — вздохнул Леон.

— О нет, я рада, что узнала правду! — воскликнула она. — Теперь я ещё больше восхищаюсь вашей храбростью и мужеством! Вы спасли свою сестру, хоть она и была вашим врагом, вы помогли вернуть королевские сокровища, вы…

— Да-да, — Леон осмелился перебить её. Ему было неловко из-за таких похвал, а ещё больше — из-за блестящих от слёз глаз Эжени, которые находились так близко и с восторгом смотрели не то ему в лицо, не то на его обнажённый торс. — Теперь, когда вы всё узнали, могу я немного отдохнуть?

— Конечно! — она стремительно поднялась с места. — Отдыхайте, отсыпайтесь, набирайтесь сил — уверена, они вам ещё понадобятся.

Эжени тенью выскользнула из комнаты, а Леон без сил рухнул на постель и провалился в сон, едва только голова его коснулась подушки.

Глава IX. Красная Шапочка

Эжени, как и в случае с Филиппом Тома, удалось успокоить волнения местных жителей и объяснить ситуацию. Она рассказала им правду — или, по крайней мере, почти правду. По словам Эжени, она отправилась в соседнюю провинцию, откуда три года назад прибыл отец Клод, и узнала о нападениях на девушек. Девушки, как она утверждала, вспомнили некоторые приметы, по которым она и догадалась, что насильником, скорее всего, был священник. Одержимая гневом, она примчалась домой и расставила отцу Клоду ловушку: явилась к нему в церковь и объявила, что знает обо всех его преступлениях. Священник, разумеется, попытался заставить её замолчать навечно, не зная, что за дверью ожидает господин Лебренн. Леон защитил свою госпожу, хоть и получил пулю в плечо. За несколько минут до этого отец Клод признался Эжени, что задушил Агнессу Сенье своим поясом и своими чётками. Выходит, что безутешная ундина искала мести своему убийце, а теперь она упокоится с миром.

Леон, все эти дни отлёживавшийся в замке, не знал, как Эжени избавилась от обгорелых останков Агнессы — закопала или утопила в реке — но был вынужден признать, что это было сделано очень ловко, потому что костей никто, к счастью, не нашёл. Отца Клода спешно похоронили, и ходили слухи, что на кладбище произошёл небольшой скандал — Гийом Лефевр плюнул в могилу и пожелал убийце его сестры гореть в аду. Впрочем, нельзя сказать, что крестьяне осуждали Гийома за этот поступок, да и Леон, то и дело вспоминавший свою собственную сестру, его прекрасно понимал.