Виктория Холт - Дочь обмана

Я вновь повторила то, что уже не раз говорила:

— Это действительно очень интересно, и я с удовольствием тебя слушаю.

— Ты еще многое услышишь, поверь. Ой, посмотри! Вот и Фиона. Она, наверное, слышала, как мы подошли.

Из домика вышла девушка. На ней был рабочий халатик зеленого цвета, который очень шел к ее льняным волосам. Я заметила, что глаза у нее зеленые, и цвет их подчеркивался цветом халата. При виде Родерика ее лицо расплылось в улыбке. Затем с любопытством, которое ей не удалось скрыть, она взглянула на меня.

— Знаешь, Фиона, — сказал Родерик, — мы как раз говорили о тебе.

— Это ужасно, — сказала она с притворным возмущением.

— Естественно, я превозносил твои достоинства. Это мисс Ноэль Тремастон, она гостит у нас.

— Добрый день, — улыбнулась Фиона. — Я слышала о вас. Новости здесь распространяются быстро.

Родерик рассмеялся.

— Мисс Ноэль Тремастон уже знает, кто ты мисс Фиона Вэнс, эксперт-археолог.

— Он мне льстит, — сказала Фиона. — Я всего лишь любитель.

— Не скромничай, Фиона. Ты бы только видела, Ноэль, какую работу она проделала с некоторыми находками. Теперь мы имеем представление об узорах и украшениях на керамике, которую римляне здесь использовали, и все благодаря стараниям Фионы. Ты не пригласишь нас к себе, Фиона? Мисс Тремастон хочет взглянуть на те чудеса, которые ты сотворила.

Она улыбнулась мне.

— Я просто соединила то, что уже когда-то было единым целым, — сказала она. — Я как раз собиралась выпить чашечку кофе. Вы не присоединитесь ко мне?

— С удовольствием, — ответил Родерик за нас обоих, и я тотчас же согласилась.

Это был когда-то жилой дом, теперь превращенный в мастерскую. Из двух комнат сделали одну. Кругом стояли скамейки, на которых находилось множество непонятных мне предметов и инструментов, но Фиона объяснила, что это мехи, чтобы сдувать землю с предметов, металлические сита для просеивания земли, совки, металлические прутья, чтобы протыкать почву, которые называются щупами, и всевозможные метелочки и щеточки. Повсюду валялись коробочки, различные клеи и бутылки с какими-то растворами, а в центре комнаты находилась печка, на которой кипела кастрюля с водой.

В конце комнаты был небольшой альков, приспособленный под кухню. Там стояли глубокая лохань и умывальник. Там же были старая печка и буфет, из которого Фиона достала чашки и кофейник.

Родерик сказал, что этот дом не пришлось сильно перестраивать.

— Лестница, начинающаяся у старой кухни, ведет наверх, где находятся две спальни. Там Фиона отдыхает, если сильно устает.

— Неправда! — воскликнула из алькова Фиона. — Днем я никогда не устаю. Я приношу с собой бутерброды на обед и варю кофе. Иногда я поднимаюсь наверх, просто чтобы передохнуть от всей этой грязи и беспорядка и запахов растворов, которые мне приходится применять.

Она принесла поднос с кофейником и чашками.

— Вы еще долго пробудете в Леверсоне? — спросила она меня.

Я не знала, что ответить, и Родерик сказал:

— Мы пытаемся ее уговорить на это.

— Как я понимаю, вы приехали из Лондона?

— Да.

— Боюсь, что вам здесь покажется немного скучно.

— Как не стыдно, Фиона! — воскликнул Родерик. — Когда здесь, прямо у порога, так много интересного. Я только что показывал Ноэль бани.

Ее глаза загорелись:

— Правда, здорово?

— Никогда ничего подобного не видела, — сказала я.

— Мало кто видел… Особенно в таком прекрасном состоянии. Ведь правда, Родерик?

— Вот какие мы хвастуны! И Фиона еще хуже меня.

Они обменялись взглядами, а я подумала о том, какие отношения связывают их. Видно было, что он относится к ней с большой теплотой, а она… Мне казалось, что он ей нравится.

Я подумала, что она, наверное, тоже спрашивает себя, в каких я отношениях с Родериком. Она все время смотрела на меня. Но я не увидела враждебности в ее взгляде. Она была очень дружелюбна и мила.

Когда мы возвращались в дом, болтая о том, что видели в то утро, я думала о своих чувствах к Родерику.

Хотя мое положение оставалось неопределенным, я все больше и больше втягивалась в жизнь Леверсон-Мейнора. Я испытывала смешанные чувства. Дом все больше меня интересовал. Иногда мне казалось, что он приветствует меня, а иногда — что отвергает.

Однажды я в нем заблудилась. Здесь было так много дверей, можно было случайно пропустить ту, которая нужна, и оказаться в незнакомой части дома.

Это произошло в первую неделю. Я вышла из своей комнаты и свернула в коридор, который, как я думала, приведет меня к лестнице. Поняв свою ошибку, я хотела вернуться. Однако очутилась в той части замка, где прежде не бывала. Я вошла в комнату с несколькими окнами и картинами на противоположной стене. Освещение было очень сильным — это происходило ранним утром, я шла завтракать. Окна комнаты выходили на восток. Стояла глубокая тишина. В углу комнаты я заметила столик, а рядом с ним в раме — незаконченный гобелен. В другом углу стояла прялка.

Я огляделась. Как я поняла, это была наиболее старая часть дома. Я старалась побороть уже знакомое чувство, которое я не раз здесь испытывала, — словно за мной наблюдают. Чувство какой-то тревоги.

Мне следовало сразу выйти из этой комнаты и попытаться вернуться назад, однако что-то заставило меня задержаться.

Я посмотрела на картины, висящие на стенах. Их было шесть, все в золоченых рамах. На них были изображены люди в старинных костюмах, причем относящихся к различным эпохам. Я стала внимательно разглядывать их — как я поняла, это были представители рода Леверсонов и Клэверхемов. Мне казалось, что некоторые смотрят на меня в упор, и это усиливало ощущение тревоги. По мере того, как я смотрела на них, выражение их лиц менялось, казалось, они смотрят на меня с недоверием, неприязнью и издевкой.

С тех пор, как я поселилась здесь, мое воображение играло со мной странные штуки. Наверное, потому, что, несмотря на доброжелательность Чарли и Родерика, в глубине души я понимала, что не должна здесь находиться. Я думала, какой бы стала моя мама, если бы вышла замуж за Чарли и поселилась здесь. Дом бы тогда выглядел совсем по-другому. Она бы избавилась от этой атмосферы холодности и напыщенности. Она бы просто отмахнулась от прошлого.

Я подошла к незаконченному гобелену в раме. Я сразу же узнала изображение. Это был замок во всем его великолепии. Я узнала сине-красно-золотой фамильный герб.

Услыхав шорох, я оглянулась с виноватым видом. Леди Констанс, незаметно вошедшая в комнату, смотрела на меня.

— Вам нравится моя работа, мисс Тремастон?