Николь Фосселер - По ту сторону Нила

Ознакомительный фрагмент

Сесили дрожащими пальцами перелистывала отдающие плесенью пожелтевшие страницы. Это были стихи, пронизанные чувственностью и болезненной эротикой, в том числе и те, что не вошли в первое издание и, как аморальные, до сих пор не публиковались во Франции. – Ты не находишь свой выбор крайне неудачным для такого случая? – обратилась Сис к Джереми.

Тот молчал. Грейс чувствовала на себе его взгляд, и у нее пылало лицо.

– Дай мне книгу, Сис.

– Только не говори, что тебе нравится такое…

– Да, нравится… Дай мне книгу, – раздраженно повторила Грейс.

– Пожалуйста, – равнодушно пожала плечами Сис и как зачарованная уставилась на титульный лист с дарственной надписью: Грейс. Лето 1881 года. Есть свет, есть и тени…

Сесили подняла брови, а Ройстон протянул руку, чтобы забрать у нее книгу.

– Хватит, Сис, – оборвал сестру Леонард.

В его голосе слышались угрожающие нотки.

Сис наморщила лоб.

– Есть свет, есть и тени… – повторила она. – Что это значит, Джереми?

– Это тебя совершенно не касается, – разозлилась Грейс.

Она выхватила у Сис том и прижала его к груди, словно хотела таким образом защитить от других любопытных глаз или просто подержать поближе к сердцу.

– Спасибо, – прошептала она, поднимая глаза на Джереми.

Нависла напряженная тишина, вот-вот готовая взорваться от невысказанных мыслей и незаданных вопросов. Джереми и Грейс чувствовали на себе взгляды остальных и словно не решались посмотреть друг другу в глаза.

Наконец Ройстон не выдержал.

– М-да… – выдохнул он, доставая что-то из-за спины. – Разумеется, наше с Саймоном скромное подношение не может идти ни в какое сравнение с таким скандальным подарком…

Ища поддержки, Ройстон пытался поймать взгляд друга, но внимание Саймона было целиком и полностью поглощено Адой.

Грейс рассмеялась, принимая пакет, в котором обнаружила дорогие перчатки для верховой езды.

– Спасибо, они чудесны!

– Не за что, – отозвался Ройстон и поднял бокал. – Все лучшее дарю тебе одной, прекраснейшей под солнцем и луной! – И испуганно спохватился, получив подзатыльник от Сесили: – Ах да, и тебе тоже…

Компания рассмеялась. Поспешно, словно предупреждая следующую оплеуху, Ройстон схватил руку Сис, звонко чмокнул и больше не отпускал.

Сесили приникла к плечу Эшкомба.

– Расскажи, что тебе еще подарили, Грейс…

С выражением облегчения на лице Грейс принялась перечислять разные незамысловатые вещи: пестрый веер со стеклянными вставками, что преподнес ей Стивен, сережки от бабушки, которые та, в свою очередь, получила от своих родителей и которые Грейс наденет сегодня вечером. Она упомянула про кружевной воротник, который связала специально для нее Бекки, большая мастерица в таких делах, и еще один веер, который привезла ей из Парижа Ада. Грейс обводила взглядом подруг и друзей, неизменно останавливая взгляд на Джереми.

Есть свет, есть и тени. Есть тени, есть и свет…

9

Пламя садовых свечей и мерцающие в листве дубов лампионы превращали сад Шамлей Грин в поистине волшебное место. И чем больше удалялась Ада от дома, тем больше стирались, переходя в невнятное жужжание, голоса гостей за ее спиной, в то время как песня цыганского хора с каждым шагом казалась ей проникновеннее. Стрекочущий, как пение сверчков, звук, который скрипачи из табора умели извлечь из своих инструментов, заставлял душу трепетать. В груди у Ады словно бил крыльями мотылек, а в желудке разливалось тепло. Страстная, тоскливая мелодия волновала ее сердце и в то же время наполняла его покоем. И это чувство еще больше усиливалось оттого, что рядом с Адой шел Саймон. Она трогала высокие розовые кусты, усыпанные уже распустившимися цветами, как будто могла играть на их шелковых лепестках, точно на клавишах пианино.

– Ты тоже училась в колледже, как Грейс?

Ада замерла, задержав пальцы на пышном розовом бутоне. Она могла бы сказать «нет», это был самый простой выход из создавшегося щекотливого положения. Но даже такая маленькая, невинная ложь в отношении Саймона казалась ей невозможной. А уж тем более правда, потому что сейчас она больше всего на свете боялась уронить себя в его глазах.

Ада отвернулась.

– Я спросил что-то не то?

Не поднимая глаз, она осторожно сжала цветок в горсти. Нежные язычки лепестков приятно холодили ее ладонь, в то время как лицо горело от стыда.

– Ада, скажи же что-нибудь…

Голос Саймона звучал так испуганно, что она не выдержала. И словно лопнул железный обруч, вот уже много месяцев сдавливавший ей грудь. Ада глубоко вдохнула.

– Да, я была в Бедфорде, как Грейс. Правда, всего несколько месяцев… – «А потом я споткнулась, потому что протоптанная Грейс тропинка оказалась для меня слишком крутой», – мысленно закончила фразу Ада. – Я… я занималась и французским, и английским, и историей… как Грейс… но потом… – Ее душили слезы. – Я старалась, но… когда меня спрашивали, я не могла от страха вымолвить ни слова… а на письменных работах меня охватывал такой ужас, что я… оказывалась не в состоянии связать и двух предложений. – Ада запнулась, словно тяжелые воспоминания комом встали у нее в горле. – В общем, после двух семестров меня отправили домой.

Несколько секунд Саймон молчал.

– Так вот почему эта поездка… – догадался он.

Ада кивнула.

– Так посоветовала моя классная дама из Бедфорда, чтобы развеяться, стать смелей… с одной только мисс Сиджвик, на чужбине. И мне казалось, это действительно помогло, но… – Ее тяжелое дыхание в любую секунду угрожало разразиться потоками слез. – Но теперь я в этом не вполне уверена.

– Разве это так страшно – быть робкой? – удивился Саймон.

– Ты не понимаешь! – замотала головой Ада. – У тебя ведь нет такой блестящей сестры, как Грейс, которая вернулась из колледжа с самыми высокими отметками, потому что ей всегда все удавалось… И у тебя нет такого брата, как Стивен, который был лучшим в Челтенхэме! Ты не понимаешь, каково это – быть в семье всего лишь маленькой, милой дурочкой…

Тут у нее перехватило дыхание, и лицо густо покраснело от стыда и страха немедленно потерять Саймона.

Некоторое время он молча разглядывал Аду, хотя больше всего на свете ему хотелось целовать ее, до боли сжимая в объятьях. Сделав над собой усилие, Саймон спрятал руки за спину и сомкнул их в замок.

– Конечно, где мне понять тебя. – Он криво усмехнулся. – Ведь я жалкий неслух, ничтожество, от которого никто давно уже ничего не ждет, включая мою семью. – Тут он опустил голову и провел по траве носком ботинка, будто хотел ее пригладить. – Чарльз, как старший, когда-нибудь унаследует все… А два других моих брата изучают юриспруденцию. Руперт будет судьей, а Хью – королевским адвокатом. – Он пожал плечами. – С меня же и Сандхёрста более чем достаточно, и я должен быть счастлив, что не провалился на экзаменах.