Пробуждение - Нефер Митанни

сумерки опустились на землю. Словно красуясь перед россыпью звёзд, из-за облаков медленно и торжественно выступил яркий месяц. С крыльца барского дома осторожно, стараясь быть незамеченной, спустилась женская фигура. Прижимая к груди небольшую корзинку, она быстрым шагом направилась к конюшне, время от времени оглядываясь назад.

- А ну, стой! – чей-то строгий окрик остановил её у самых дверей конюшни.

Из-за угла вышел Григорий, паренёк лет четырнадцати с веснушчатым рябым лицом и торчащими во все стороны непослушными рыжими вихрами.

- А ну, стой, не то как стрельну! – пригрозил он, снимая с плеча старую ручницу.*

- Гриш, да я это, Лукерья.

Лукерья остановилась в лунном свете.

- Ну, чего тебе? – стараясь говорить басом, спросил Григорий. – К Ваньке, што ль, пришла?

- Ага, к Ваньке…

Девушка кивнула и выжидательно посмотрела на паренька. Тот всё так же нарочито строго, по-взрослому проворчал:

- Ходят тут всякие… Не велено никого пускать…

- Да как не велено?.. Я же мигом, - Лукерья просительно взглянула ему в лицо и, протягивая вперёд корзинку, прибавила: - Я же вот, поесть ему… никто не узнает…

- Чего у тебя там? – полюбопытствовал Григорий.

Лукерья с готовностью сняла салфетку, прикрывавшую верх корзинки.

- А ты возьми, возьми пирожок-то, - не предложила, а попросила она.

Григорий почесал затылок, пытаясь пригладить непослушные вихры, осмотрел содержимое корзинки и вкусно откусил кусок румяного пирожка.

- Ну, ладно, проходи, - миролюбиво разрешил он, - только быстро.

Лукерья шмыгнула в дверной проём, но он опять остановил её.

- Слышь, нешто у барыни кажный день такие лопают? – спросил, дожёвывая пирог.

- Лопают? – улыбнулась девушка. – Да я сама Ване напекла. А у барыни и повкусней бывают.

Иван лежал на животе, вытянувшись и не смея пошевелиться от нестерпимой боли в спине. Лунный свет едва пробивался сквозь щели в стенах и маленькое оконце, укрывшееся под самым потолком. Лошади в стойлах изредка всхрапывали, просыпались от любо-го шороха и чутко пряли ушами.

- Кто здесь? – хриплым голосом спросил Иван, почувствовав движение.

- Вань, я, Лукерья…

Она осторожно, стараясь ступать как можно тише, подошла к нему, присела рядом.

- Зачем пришла? – Иван повернул голову, силясь разглядеть лицо Лукерьи.

- Вот, поесть тебе принесла, - тихо ответила та и, не сдерживая слёз, зашептала, растяги-вая слова: - Да что же с тобой сделали-то?.. Горемычный ты мой… Ванюша-а-а…

- Перестань, - Иван недовольно поморщился, попытался сесть, застонал от боли.

- Я щас, Вань, - Лукерья прекратила плакать, лишь изредка шмыгая носом, засуетилась, помогая Ивану. Откинула окровавленную рубашку и осторожно стала прикладывать к ранам чистую тряпицу, смоченную в каком-то отваре.

- Потерпи, потерпи немного, - приговаривала она. Потом добавила: - Рубашку бы сменить.

- Не надо, - отказался Иван, - утром заметят, поймут, что ты была…

Он невесело улыбнулся: - Ну, давай, чего у тебя там, - указал взглядом на корзинку.

Лукерья с готовностью разложила нехитрую снедь. Иван ел, а она смотрела на него с затаённой болью.

- Ну, чего ты, Луша? – ласково спросил он, глядя в её лицо, мёртвенно бледное в лунном полумраке, с расширенными от слёз глазами.

- Вань, - шёпотом отозвалась Лукерья, - не думаешь ты о нас, - она опять тихо всхлипнула и тут же поднесла к глазам конец повязанного на голову платочка. – Смирился бы, Вань!.. Глядишь, барыня-то и простила бы… Свадьбу бы справили… А так… засекут тебя, Ванюша.

- Ну, запричитала! Бог даст, не засекут.

Иван опять лёг на живот, осторожно вытянулся.

- Не засекут, - повторил он. – А в ноги падать я не стану, - строго взглянул на Лукерью и, жалея её, уже ласково добавил: - Не плачь, не пристало тебе плакать… А теперь иди, не ровён час, кто увидит, не сносить тебе головы…

***

В качестве иллюстрации к главе использована картина И.Е.Репина "Проводы новобранца"1878-1879. Русский музей, Санкт-Петербург.

На сельской улице было многолюдно, со всех сторон летел женский и детский плач. В этом хаосе выделялись двое – девушка в съехавшем на плечи красном платке и тёмно-русый высокий парень, сжимавший в руках холщёвую котомку.- Ваня, что же теперь будет? – сквозь слёзы спрашивала девушка, с тревогой пытаясь что-то прочесть в его глазах.- Луша, ты…главное дождись меня, - говорил парень. – Я, всё едино, убегу. Убегу, слы-шишь?В карих глазах метнулась упрямая искра.- Приду за тобой, и мы в Сибирь уйдём, - уверенно заключил он.Лукерья прижалась к нему, прошептала:- Да что за Сибирь-то такая? Неужто рай там? Всё одно поймают, ещё хуже будет…Она опять заплакала.Иван погладил её по голове и тихо ответил:- Ну, не рай, знамое дело… Но мужик там от барской воли не зависит, сам хозяйствует, своим умом… Я знаю, мне человек бывалый сказывал. Ты, главное, верь…- А, может, кинулся бы барыне в ноги? – Лукерья с мольбой взглянула на него. – Она бы простила, Вань.- Опять ты за своё! Чего удумала… Нет, уж сколько говорил тебе! – строго отрезал Иван. – Не по мне это…- Вот гордость твоя и сгубила нас… - тихо проговорила Лукерья.- А ну, кончай прощаться! – донёсся голос офицера.Лукерья вцепилась в Ивана и сквозь слёзы твёрдо сказала:- Не пущу!- Да ты что? – Иван мягко отстранил её и внимательно посмотрел в её заплаканное лицо, будто попытался запомнить дорогие черты и выражение небесно-голубых глаз.Помолчав, попросил:- Ты за батей моим присмотри… один он теперь…Порывисто обняв и поцеловав Лукерью, он закинул котомку за плечи и подошёл к отцу, который стоял поодаль.- Ну, ладно, батя… Не поминай лихом, ежели что.Старик смахнул слезу и поцеловал сына в голову. Потом крепко обнял его, осенил крестным знамением и хрипло сказал:- Прощай, сынок, теперь уж не свидимся… мне пора… к матери собираться…- Да ты что, бать?! – воскликнул Иван. – Ты ещё поживи, меня дождись!- Ну, ладно, ладно… Может, и поживу, а ты, Ваня, служи честно, не позорь себя и нас, но и на рожон тоже не лезь.Они ещё раз обнялись, Иван пристроился к группе молодых мужиков, которых, как и его, забирали в рекруты.- Стройся! – скомандовал щеголеватый прапорщик, окидывая их оценивающим, пристальным взглядом.Женщины сильнее заголосили, некоторые кинулись к толпе новобранцев, чтобы ещё раз обнять родных. Но их с сердитыми окриками отогнали, они испуганно столпились невдалеке. Лукерья тоже хотела подбежать к Ивану,