Барбара Картленд - Слушай, смотри, люби

— Меня не интересуют его коллекции, и если ты начнешь описывать мне какие-нибудь статуи, я с ума сойду! Меня интересует граф. Если бы ты только знала, какие прелестные вещи он говорит своим чудным, музыкальным голосом!

— Послушай, матушка, — взмолилась Темпера. — Я слышала папины рассказы о графе с самого детства. Я знаю, что он рано женился и был очень несчастлив в браке. Он вдовеет уже десять или пятнадцать лет, и я уверена, у него и в мыслях нет снова жениться.

— Он говорит не о женитьбе, а о любви!

— Матушка, ну как ты можешь его слушать? Ты не хуже меня знаешь, что сотни мужчин готовы твердить тебе о любви, потому что ты такая красивая. Но нам для тебя нужен муж!

— Знаю, — согласилась леди Ротли. — Ты права, Темпера, но мужья никогда не говорят такие очаровательные вещи и так красноречиво, как граф.

Темпера готова была ломать руки от отчаяния.

— Ну что мне еще сказать? Ты знаешь, зачем мы здесь, герцог тобой интересуется, иначе он бы тебя не пригласил. А ты проводишь время не с ним, а с этим итальянцем, который, я просто уверена, о браке и не помышляет.

Леди Ротли, рассматривавшая свое отображение в зеркале, повернулась к падчерице.

— Ты такая милая и такая разумная, Темпера, — сказала она, — но ты хочешь отравить мне удовольствие, а мне так хорошо!

Она говорила, как ребенок, которому не разрешают взять еще одно пирожное. Но Темпера даже не улыбнулась. Почти с отчаянием в голосе она продолжала:

— Я желаю тебе счастья, матушка, всего самого лучшего на свете, но ты знаешь, что мы не можем себе этого позволить. Ты забыла, что дома нас ждут бесчисленные счета, налоги, жалованье Агнес и — и тысяча других расходов!

Леди Ротли встала и подошла к окну.

Она смотрела на море, но не любовалась видом.

— Признаться откровенно, Темпера, меня влечет к нему. Быть может, больше, чем к кому-либо когда-либо в жизни.

— Но он итальянец… католик. Он на тебе не женится, — сказала Темпера, — но может предложить тебе стать его любовницей.

— Мне кажется, это вполне может случиться, — тихо сказала леди Ротли, — и я, право, не знаю, что бы я ему ответила.

— Матушка!

Темпера была поражена. Ее тон заставил мачеху повернуться и взглянуть ей в лицо.

Она подошла к падчерице и обняла ее.

— Не смотри на меня так, дорогая, — умоляющим голосом проговорила она. — Это дурно с моей стороны — я знаю, что дурно, — но я ничего не могу с собой поделать.

На мгновение она прижала девушку к себе, а потом отошла и бросилась на постель.

— Теперь я знаю, — продолжала она, как будто говоря сама с собой, — что всю свою жизнь я была, что называется, холодной, бесстрастной женщиной. Я думала, что я влюблена в человека, с которым обручилась. Мне нравился Гарри, и я горько плакала, когда его убили, но его поцелуи оставляли меня равнодушной. — Она помолчала и, не глядя на Темперу, продолжала: — Когда я встретила твоего отца и он влюбился в меня, я им восхищалась, он казался мне обворожительным, и было так замечательно стать леди Ротли.

Темпера хотела просить ее не продолжать, но что-то ее удержало.

— Я была Фрэнсису преданной женой, — тихо говорила леди Ротли. — Я чувствовала себя с ним в безопасности, и никогда раньше я не представляла себе, что значит быть важной особой и встречаться с интересными людьми.

— Матушка… прошу тебя, — с трудом выговорила Темпера.

Но поняла, что мачеха говорит не с ней, а пытается разобраться в собственных мыслях.

— В интимные моменты я хотела доставить ему удовольствие и думала, что все, что требуется от женщины, — это покорность. Я не знала, я и понятия не имела, что смогу чувствовать так, как чувствую сейчас.

Темпера глубоко вздохнула и села на стул перед туалетным столиком.

— Когда граф говорит со мной, — почти шептала леди Ротли, — у меня мороз по коже, а когда он целует мне руку, мне хочется, чтобы он целовал меня в губы, и я хочу…

Она остановилась.

— Ты еще слишком молода, Темпера, чтобы мне можно было так говорить с тобой. Но иногда мне кажется, как будто ты старше меня, а я на самом деле молоденькая девушка, которая впервые пробудилась и осознала, что она — женщина.

На последнем слове голос леди Ротли дрогнул, и слезы полились из ее голубых глаз по бело-розовым щекам.

— Темпера, — воскликнула она дрожащим голосом, — что мне делать?

Темпера не могла не откликнуться на такой отчаянный зов. Она встала, подошла к кровати и обняла мачеху.

— Все хорошо, дорогая, не плачь, — стала успокаивать она. — Мы найдем какой-нибудь выход.

— Какой? Какой? — рыдала леди Ротли. — Ты права, Темпера, я уверена, он на мне не женится… но я его люблю! Это правда! Я люблю его горячо, страстно, до безумия! Я просто думать больше ни о чем не могу!

«Ничего более ужасного произойти не могло», — подумала Темпера.

Но видеть мачеху в слезах она не могла. Ведь она так редко плакала.

Темпера утирала ей слезы и говорила с ней, как с ребенком.

— Не плачь, будешь плохо выглядеть! А граф и герцог привыкли к тому, что ты красавица, самая очаровательная женщина на свете. Ты не должна их разочаровывать!

Леди Ротли села в постели и решительно высморкалась.

— А что, если ни один из них мне… ничего не предложит?

— Мы знаем, что тебе может предложить граф, — сказала Темпера с легкой иронией в голосе, — но судя по тому, что я о нем слышала, он — заядлый ловелас, и когда ты станешь герцогиней, ничто не помешает тебе с ним флиртовать.

— Но как… как я могу выйти за другого, если я… люблю его?

У нее был совершенно несчастный вид. Темпера подумала, что, пожалуй, мачеха была права, назвав себя молоденькой девушкой.

Она умела притворяться светской дамой, любила вращаться в обществе, где замужние женщины имели любовников, ведь браки в аристократической среде — это такие же сделки, как и во Франции; но вот теперь она влюбилась и потеряла голову, как любая простолюдинка.

Пока Темпера ее одевала, леди Ротли говорила только о графе, то превознося его достоинства, то впадая в отчаяние оттого, что ничего для него не значит.

Темпера, как обычно, попыталась перевести разговор в практическое русло.

— Тебе надо решить, матушка, что сказать графу, если он предложит тебе стать его любовницей.

Леди Ротли всхлипнула, но промолчала, и Темпера продолжала:

— Ты не хуже меня знаешь, что, если ты согласишься, ты навсегда потеряешь положение в обществе. Ты не можешь уехать с ним, а потом как ни в чем не бывало вернуться в Англию. — Она сделала небольшую паузу перед тем, как продолжить. — Судя по тому, что ты мне рассказывала, в аристократической среде любовники всегда очень осторожны. Когда кто-то приглашает их погостить у себя в усадьбе, их приглашают вместе, но все делают вид, что это получилось чисто случайно.