Сильвия Холлидей - Как утреннее солнце

Почему от его веры в нее Келли всегда чувствовала себя не лучше, а хуже? «Если люди относятся ко мне не так, как того хочется отцу, то это означает лишь, что я вовсе не такая замечательная женщина. Ну почему он не понимает этого?»

– Просто… просто я…

Джим одним движением руки отмел все, что она собиралась сказать.

– Миссис Эклэнд сказала мне, что ты не поедешь с нами в город встречать экипаж и собираешься остаться дома.

Келли заволновалась. Она не хотела говорить об этом заранее.

– Да. Мне тут надо еще кое-что доделать.

– Ну, уж дудки! Мистера Перкинса должна встречать вся семья. И особенно ты.

– Но… но, папа… Ты же знаешь… в городе я чувствую себя очень неловко.

– Да какого черта! Не хочу больше терпеть трусливую мышь вместо дочери. – Он ринулся к двери и широко распахнул ее. – Тем более что для этого нет никаких причин. Ты красивая девушка, тебе совершенно нечего стесняться. И твоя мать, Господь ее благослови, никогда не была стеснительной.

«Откуда тебе знать?» – печально подумала Келли. В присутствии отца мать всегда вела себя сдержанно, даже как-то смиренно. Маленькая, хрупкая женщина рядом с огромным мужчиной, который ее, несомненно, подавлял. Келли тяжело вздохнула. И сама она тоже привыкла подчиняться всем желаниям отца, потому что ничего другого не знала. И еще потому, что очень его любит.

– Когда мы едем в город?

– Вот и умница! Хорошая девочка! Уидди пригонит лошадь с повозкой к двум часам. Не забудь надеть свою лучшую шляпку. – Большой Джим улыбнулся и посмотрел на дочь с такой любовью, что ее сердце растаяло.

Однако когда звуки его шагов затихли на лестнице, Келли снова охватило отчаяние. Она долго стояла у окна, глядя на горы, окружавшие дом. Уже середина июня, а вершины все еще были покрыты снегом. Корабельные сосны на склонах казались угрюмыми и мрачными, даже в солнечный день; осины беспомощно дрожали под резкими порывами ветра. Одинокий ястреб черным пятном кружил на фоне холодного синего неба. «Господи, как здесь холодно, пусто, одиноко по сравнению с теплым и многолюдным Бостоном! Так же одиноко, как и у меня на сердце…» – вздохнула Келли, прошептав в пустоту:

– О, папочка, не нужен мне никакой муж.

Глава 2

Сколько Джейс Грир себя помнил, он всегда испытывал чувство неутолимого голода. Ко всему. К еде, к ласке, к деньгам. К семье и теплому, уютному дому. Это чувство, никогда не покидавшее его, превратилось в постоянную тупую боль, подспудно глодавшую его, заполнявшую все его дни и беспокоившую его даже по ночам.

Конечно, нельзя сказать, что он ничего не мог добиться. Уж постоять за себя молодой человек еще как мог. В свои двадцать семь лет он столько всего повидал, что теперь его ничто не пугало. Джейс и голодал, и замерзал, и обманывал, и подтасовывал карты, даже воровал и попрошайничал. Но бывали времена, когда в его карманах деньжонки водились. Он трясся в лихорадке и умирал от дизентерии в лагере для военнопленных мятежников, но каждое утро вставал, независимо насвистывая сквозь зубы. Такова жизнь, и Джейс Грир знал: либо ты ее, либо она тебя.

Правда, последние пять лет, с тех пор как закончилась война, никак нельзя назвать самыми плохими в его жизни. Шампанское и устрицы в ресторанах Нью-Йорка, лучшие шлюхи, каких только можно найти в борделях Балтимора, и небывалое, чертовское везение за бесчисленными игорными столами от Филадельфии до Нового Орлеана.

А время от времени еще и какое-нибудь верное, беспроигрышное дельце, позволявшее разжиться золотишком. Но ему все не хватало.

Джейс вздохнул. Казалось, что он каждой своей клеточкой ощущал деньги, набитые в поясе под рубашкой, – толстые пачки маленьких бумажек из небольшого банка в окрестностях Сент-Луиса. Пять тысяч долларов. Его будущее. Эти хрустящие банкноты позволят ему попытать счастья в Колорадо, где – кто знает? – возможно, его ждут залежи серебра или золота.

Он постарался, как следует замести за собой следы. Сбрил усы и баки, назвался другим именем, когда заказывал билет до Денвера. Мистер Джонсон. Неприметное, простое имя. Пинкертонам его не выследить. А братьев Вагстафф он оставил мертвецки пьяными в Чикаго. Наверняка прошло не меньше двух дней, пока эти громилы проспались и обнаружили, что он сбежал.

Но почему же тогда ему не по себе? Почему гложет такая тревога, что хочется выпрыгнуть из собственной кожи? Черт! Неужели в нем просыпается совесть?

Джейс беззвучно выругался: его снова сильно подбросило, так, что он отлетел на противоположную часть твердого сиденья, набитого конским волосом. Все это уже порядком осточертело. С тех пор как они выехали из Денвера и направились вдоль Скалистых гор, экипаж постоянно трясло и швыряло. Они только один раз остановились на полчаса – поесть и поменять мулов.

Джейс бросил взгляд на соседа. Тощий, долговязый, с простодушным лицом и глазами испуганного оленя. Сразу видно, городской парнишка привык к спокойной жизни. Когда экипаж свернул на эту крутую каменистую часть дороги, лицо его посерело и стало пепельным. Тонкие пальцы изящных, почти женских рук вцепились в оконную раму. «Слава Богу, хоть заткнулся, наконец, после трех дней бесконечной болтовни», – обрадовался Джейс, уже знавший все подробности жизни своего попутчика, а некоторые успел услышать и не один раз.

– Возница говорит, меньше чем через час прибудем в Дарк-Крик, мистер Перкинс. Последняя часть пути пролегает по руслу ручья. Тряска скоро кончится, так что приедете на место в полном порядке. Ни один волосок из прически не выбьется.

Парень пригладил напомаженные, зачесанные назад волосы и поморщился при виде жира, смешанного с дорожной пылью, на своей ладони.

– Ну и видок у меня, наверное. – Взгляд его упал на помятую соломенную шляпу, лежавшую рядом. – Посмотрите! Шляпа вся смялась. Что подумают обо мне Саутгейты! Мне кажется, мои внутренности никогда не вернутся на место.

– Ничего, выживете. Завтра в это время будете уже стоять за прилавком в магазине своего нового хозяина, и очаровывать добропорядочных жителей Дарк-Крика.

Три дня назад Хорэс Перкинс выглядел так, будто отправлялся на котильон. Весь накрахмаленный и чистенький, без единого пятнышка. А сейчас… плащ помят, на воротничке пятна от пота, сапоги забрызганы грязью.

Только полный идиот и чопорный дуралей мог одеться так, будто едет в большой город, тогда как на самом деле отправлялся в маленький горняцкий городок. И все же… наверное, какие-то мозги у парня есть, если этот Саутгейт нанял его на работу только по письменным рекомендациям старого приятеля, да еще на должность управляющего магазином, ни больше, ни меньше. Перкинс даже заикнулся о перспективе стать младшим партнером.