Лесия Корнуолл - Цена обольщения

Ознакомительный фрагмент

— Это Филипп вас послал? — спросила она, сглотнув подступившую к горлу тошноту.

Отвратительная улыбка разлилась по землистому лицу незнакомца, но его глаза оставались холодными. Они напоминали змеиные, и Эвелин на мгновение показалось, что сейчас из его рта высунется раздвоенный язык.

— Non, madame[2]. Меня прислал сюда гораздо более высокопоставленный человек. Наполеон. Ваш муж украл священное боевое знамя, принадлежащее Франции, и император хочет его вернуть.

— Он… — Эвелин судорожно сглотнула. — Филипп жив?

Взгляд незнакомца, казалось, прожигал ее насквозь.

— Если священное знамя будет возвращено, император может простить его и выдать Англии. Англичане, конечно же, его повесят, так что лорд Филипп в любом случае покойник, n’est се pas[3]? Поверьте, мадам, сейчас вам лучше побеспокоиться о своей собственной жизни. Мне и раньше приходилось убивать женщин.

Он улыбнулся так, словно воспоминания об этом доставляли ему удовольствие, и по спине Эвелин пробежал холодок.

— Верните знамя Карла Великого, и я оставлю вам жизнь, — прорычал француз на ухо Эвелин, и она едва не лишилась чувств.

— Я не могу… — с трудом выдохнула женщина, борясь с головокружением.

— Или не хотите?

Француз больно заломил руку Эвелин, и она уже приготовилась закричать вновь, уверенная в том, что он ее убьет.

— Отпустите ее.

Низкий спокойный голос прорезал туман, точно острый нож. Француз ненадолго ослабил хватку, чтобы повернуться к говорящему, но не отпустил Эвелин. Женщина попыталась воспользоваться моментом, чтобы высвободиться, но негодяй еще сильнее вывернул ей руку. Эвелин даже заскрежетала зубами от боли.

— Ступайте своей дорогой! Вас это не касается! — рявкнул француз.

Лицо незнакомца расплылось перед глазами Эвелин, когда острая боль пронзила ее руку. Она заморгала и посмотрела на него, беззвучно моля о помощи.

Происходящее не напугало и не заинтересовало его. Однако на его лице отразилось раздражение, как если бы необходимость помочь попавшей в беду женщине оторвала его от более важного дела. Сердце Эвелин замерло в груди.

Неужели он действительно ей поможет?

Она окинула взглядом его поджарую фигуру. Нет, он совсем не походил на рыцаря в сверкающих доспехах. На нем была выцветшая военная форма, подбородок и щеки покрывала щетина, под глазами залегли темные круги, а спутанные волосы давно не встречались с ножницами парикмахера.

И все же его рука покоилась на рукоятке сабли так, как если бы он готовился в любую минуту вытащить ее из ножен и броситься на врага. Во взгляде Эвелин вспыхнула надежда.

— Прошу вас… — прохрипела Эвелин, но француз вновь вывернул ей руку, заставляя замолчать.

Эвелин с трудом подавила крик, не желая доставлять удовольствие своему мучителю.

Глаза солдата потемнели, подбородок упрямо сжался, вся веселость улетучилась.

— Мне кажется, леди совсем не нравится ваше общество, поэтому осмелюсь предположить, что происходящее меня все же касается. Я настаиваю на том, чтобы вы немедленно ее отпустили, — непринужденно произнес незнакомец, хотя в его голосе послышался металл.

Француз выругался — отвратительный гортанный звук.

— Вы что — возомнили себя Робин Гудом? — произнес он.

Губы солдата дрогнули в усмешке, хотя взгляд его глаз оставался холодным, как туман, окутавший парк.

— Как скажете, только я был бы очень вам признателен, если бы вы отпустили леди поскорее, поскольку у меня совсем нет времени.

Француз расхохотался, словно солдат сказал нечто очень смешное, но Эвелин ощутила, как напряглась его рука с зажатым в ней пистолетом. Он вскинул ее и прицелился в незнакомца.

— Нет!

Крик вырвался из истерзанного горла Эвелин помимо ее воли.

Но палец француза уже нажимал на спусковой крючок.

В следующее мгновение женщину оглушил выстрел, и ее защитник со стоном рухнул на дорожку парка.

— Вы его убили! — охнула она.

Запихивая пистолет за пояс штанов, француз пожал плечами и удовлетворенно усмехнулся.

— Вы следующая, cheri[4], — прошептал он.

Внезапно перед глазами Эвелин промелькнул клинок, вспыхнув серебром и едва не задев ее щеку. Возглас удивления потонул в крике француза.

Струя крови окрасила туман багрянцем и окропила лицо Эвелин.

Француз оттолкнул от себя жертву и схватился рукой за щеку. Кровь сочилась меж пальцев — ярко-алая на фоне черной перчатки.

Его жеребец попятился, почуяв кровь. С округлившимися от ужаса глазами он развернулся и бешено понесся прочь, унося с собой истекающего кровью всадника.

Так и не успев высвободить ногу из стремени, Эвелин упала с седла, неожиданно лишенная опоры, и теперь неуклюже свисала со спины своей перепуганной лошади.

Сильные руки вернули ее в седло, и она, поправив съехавшую набекрень шляпку, с удивлением посмотрела на своего спасителя и уже приготовилась рассыпаться в благодарностях. Однако при виде ледяного выражения его глаз сдержалась.

— Скачите прочь, — произнес солдат. — Он может перезарядить пистолет и вернуться.

С этими словами он хлопнул лошадь по крупу, и та пустилась вскачь.

Эвелин в отчаянии обернулась: не преследует ли ее француз?

Но позади маячил лишь ее спаситель, сжимавший в руке саблю и смотревший ей вслед. А потом его поглотил туман, и он исчез из виду так же неожиданно, как и появился.

Слезы застилали глаза Эвелин, когда в тумане проступили очертания ворот парка. Филипп жив. И она по-прежнему замужем за самым отъявленным предателем Англии и, очевидно, Франции. Эвелин отерла глаза, промочив перчатки. Она никогда не вникала в дела мужа, в надежде что это спасет ее.

Но она ошибалась. Враги Филиппа оказались гораздо более безжалостными, нежели она могла предположить. Его грехи можно было искупить лишь кровью.

И расплата за его прегрешения легла на плечи Эвелин.

Глава 2

Капитан Синджон Радерфорд смотрел вслед всаднице до тех пор, пока стук копыт не растворился в тумане. Он взглянул на окровавленный рукав своего кителя. Теперь в алой ткани виднелась дыра, в которую можно было просунуть палец. Французская пуля лишь слегка оцарапала кожу. Если бы не предупреждение спасенной им леди, рана оказалась бы намного серьезнее.

Именно в этой руке ему предстояло держать саблю на дуэли, на которую он опаздывал из-за неожиданной встречи. Угрюмо усмехнувшись, Синджон вытер о траву перепачканный кровью клинок. Лишь чудом он не получил на память от этого негодяя-француза сувенир в виде уродливого шрама, который удерживал бы его в будущем от приставаний к прогуливающимся без сопровождения дамам. Кровь заполнила украшавшую клинок инкрустацию, но Синджон не обратил на это внимания. Через несколько минут эта кровь смешается с изрядным количеством другой.