Мэри Кайе - В тени луны. Том 1

Выше, к северу от Оуда, на земле Пяти Рек, Ранджит Сингх — «Лев Пенджаба» лежал при смерти. Свеча его жизни догорела дотла с обоих концов, и в ее ярком пламени выкристаллизовалась нация сикхов и возникла империя, простиравшаяся от Святого города Амритсара до Пешавара в тени перевала Кхибер. Однако в конце июня он скончался. Его преждевременно одряхлевшее тело было сожжено на ритуальном костре из редких деревьев, а четыре дамы сердца и семь его самых красивых девушек-рабынь последовали за ним в огонь. А вместе с ним погиб и договор лорда Окленда с сикхами, так как с его уходом среди них не осталось никого, кто бы позаботился о судьбе «Армии Индусов».

Маркос оставил дочь на попечение своей сестры Хуаниты. Зобейда была взята в качестве няни, а кормилицей девочки стала Хамида, сильная и физически очень здоровая рабыня, чей последний ребенок оказался мертворожденным. Маркос нанял надежного человека присматривать за домом и приглядывать за слугами в Каса де лос Павос Реалес, привел в порядок свои дела и уехал на север, чтобы присоединиться к «Армии Индусов».

А в том же месяце июле сошел на берег, следуя из Камдена, высокий, черноволосый кадет, курсант военного училища Бенгальской военной пехоты, которому не было тогда еще и семнадцати лет — Джон Николсон, которому судьбой было предначертано стать легендой еще при жизни и всеобщее поклонение, как Богу.

В начале августа «Армия Индусов» достигла Кабула, и после тридцатилетнего изгнания марионетка лорда Окленда, шах Шуя, въехал в столичный город Афганистана, в то время как его народ стоял в угрюмом молчании. Маркос прибыл в Кабул через перевал Кхибер с авангардом живописно разодетой армии под командованием сына шаха Шуи и по приезде попросил разрешения сложить с себя обязанности адъютанта, желая найти для себя более полезное применения. Этого он добился моментально, так как на протяжении всего того года и последующего Дост Мохаммед совершал грабительские набеги и против него проводились бесчисленные карательные экспедиции, так же как и против тех лидеров, которые отказывались принять верховную власть Шаха Шуи. Однако смерть, которую искал Маркос, обходила его стороной, а усталость, холод и нервное возбуждение после вооруженных столкновений часто отвлекала его от боли утраты.

В прекрасном, розового цвета мозаичном дворце города Лакноу дочь Сабрины росла и расцветала. Ее среди домочадцев прозвали «Маленькой жемчужиной» из-за белизны ее кожи и из-за имени Винтер.

Девочку укладывали в комнате, принадлежавшей раньше Сабрине, ее глаза скользили по ярко раскрашенным стенам, изображавшим деревья и цветы в Персидском стиле, рельефно выступающие на плоскости стены отлично отполированными фрагментами штукатурки, напоминавшими разноцветный мрамор. По мере того, как она подрастала и уже могла ползком передвигаться по комнате, она целые часы могла проводить, ощупывая своими маленькими ручками замысловатые фигуры цветов, прослеживая их стилизованные изгибы своим крохотным пальчиком. Они были ее первыми игрушками и ее первым воспоминанием, поэтому в последующие годы в ее воспоминаниях о своих ранних днях было ощущение, что она находилась в сказочном саду, в котором играла, ела и спала, окруженная чудесными цветами и удивительными, прекрасными птицами, настолько ручными, что она могла их касаться, ласкать и гладить.

Каждое животное и каждая птица на тех разноцветных фризах имели собственное имя, и среди них был один, который пользовался ее особой любовью — самый первый, до которого смогли дотянуться ее маленькие, любопытные ручонки. Стилизованный попугай с мудрым выражением глаз, держащий клюв открытым, привлекая к себе внимание. Его звали Фиришта по имени знаменитого мусульманского историка, который жил во дни Акбара и Джехангира, и Азиза, леди-магометанка делала вид, будто это Фиришта рассказывал девочке столько историй об умерших Моголах, потомках завоевателей Индии, и о многочисленных героях, о которых дети любят слушать. Леди-магометанка начинала их словами: «Фиришта говорит…», так что для дочери Сабрины Фиришта еще долго казался живым и способным разговаривать. Когда она стала старше и когда наступали жаркие дни, она подходила к замечательной лепной стене, прижималась своей маленькой щечкой к гладкой, прохладной, зеленой поверхности Фиришты и разговаривала с ним, как если бы он был ее другом или товарищем по играм.

Хуанита несколько раз пыталась надеть на свою племянницу европейскую одежду, однако по сравнению со свободными шелковыми и муслиновыми нарядами, в которые одевались другие дети Гулаб-Махала, европейская одежда казалась тесной и неудобной. Леди-магометанка настойчиво убеждала ее, что поскольку с ребенком обращались так же, как Хуанита со своей собственной дочерью, было бы неразумно так пеленать маленького ребенка на иностранный манер. Со временем настал момент, когда отец забрал ее из-под опеки и она переехала жить в Каса де лос Павос Реалес. Попытки одевать дочь Сабрины по европейской моде были в конце концов оставлены, и она стала носить свободные шелковые шальвары, тонкую, до колен, с короткими рукавами тунику и на голове тонкий, просвечивающий шарф, что было копией собственного костюма леди-магометанки, к которому Зобейда добавила серебряные украшения на запястьях, что было пределом мечтаний ребенка.

Зобейда обожала ее. Ее собственные дети, плоды раннего замужества с одним из домашних служителей под началом мужа леди-магометанки, оба оказались мертворожденными, а их никуда не годный отец был убит во время уличной драки. Она ухаживала за ребенком Сабрины, как если бы это был ее собственный ребенок и обратила на нее всю свою любовь и преданность, которую она испытывала по отношению к ее матери. Маленькая жемчужина стала всеобщей любимицей Гулаб-Махала, однако больше всего она любила «Беду», как она называла Зобейду, и это была именно Беда, к которой она прежде всего бежала, либо поранившись, либо нуждаясь в утешении.

Ее товарищами по играм стали двое детей Хуаниты, Кхалиг Дад и маленькая Анна Мари, бывшая старше нее на полтора года и названная по имени матери Хуаниты. Анна Мари Вторая, несмотря на свое имя, не унаследовала внешности со стороны материнской линии. Она была похожа на всех Вали Дадов: золотистый цвет кожи и глаза, как терновые ягоды, рот, как сложенные лепестки роз и волосы такие же черные, как черный янтарь. «Она точная копия своего отца, — такая же, как и я, когда была маленькой, — благодушно говорила леди-магометанка. — Мой сын был очень красивым, таким же, как и я, когда была в расцвете своей молодости. Увы, это было так давно, а я стала старой. Но как приятно видеть, как рядом со мной подрастают дети моих детей! Что касается тебя, Маленькая Жемчужина, ты для меня то же, что и родная внучка и, пусть это не будет дурным предвестием, я сказала бы тебе, что когда ты вырастешь, то будешь красива, как луна!».