Жюльетта Бенцони - Изгнанник (LExilé)

Бывший министр трижды дернул за шнур звонка. Почти сразу же появился молодой человек Одет он был не как лакей, а скорее как юноша из хорошего общества. Стройный, среднего роста, но крепкий. У него было необычайно подвижное лицо. Квадратный волевой подбородок, один уголок рта иронично приподнят. Очень глубоко посаженные глаза, цвета которых было не различить, выдавали в нем охотника, настолько острым был их взгляд. Лицо позволяло предположить, что это человек умный, живой, с некоторой склонностью к насмешкам. Каштановые прямые волосы были причесаны по последней моде. Легкий аромат вербены исходил от безупречно белоснежного белья. Одна его кисть была без перчатки, тонкая, нервная, почти аристократическая.

Вошедший поклонился, потом повернулся к Гийому. Он не сказал ни слова, только насмешливая складка у губ стала глубже.

— Позвольте вам представить Виктора Гимара, — сказал Фуше. — Он один из самых молодых и самых лучших агентов, которые остались мне верны. Он отвезет вас в вашу гостиницу и впредь будет осуществлять связь между вами и мной. Каждое утро он будет прогуливаться по вестибюлю гостиницы «Курляндия», и вы сможете передать ему для меня послание. Он, со своей стороны, тоже будет сообщать вам новости, которые окажутся полезны для вас.

— Вы полагаете, что такие ежедневные встречи не покажутся окружающим странными?

— Вы не обязаны заговаривать с ним, если вам нечего сообщить. С другой стороны, Виктор не всегда будет выглядеть так, как сейчас.

— Даже переодетым этого господина будет легко узнать, — несколько презрительно заметил Тремэн.

— Вот как? Вы уверены? Тогда скажемте, узнаете ли вы в нем одного из ваших спутников, которые привезли нас сюда? Вы помните тех двоих, от которых невыносимо воняло старым табаком и грязными телами?

И тут же раздался низкий, невероятно вульгарный голос:

— Не стоит задавать слишком много вопросов! Это вредно для здоровья, — и тут же этот голос стал мягким голосом образованного человека: — Я убедил вас, сударь, или вы в самом деле желаете, чтобы я переоделся в лохмотья?

Гийом не удержался от смеха.

— Это ни к чему, вы меня убедили. Мои поздравления! Но если вы преобразитесь, как же я вас узнаю?

На этот вопрос ему ответил бывший министр:

— Вы заметите, что Виктор обычно неразговорчив. Те несколько слов, которые он только что произнес, это для него весьма длинная речь. Что же до отличительного знака, то обратите внимание на веточку вереска в его бутоньерке. Такая веточка всегда будет на его костюме, и вы ее не сможете не заметить, если у вас хорошее зрение... А в этом я уверен!

Несколько минут спустя Гийом Тремэн при первых лучах зари уже отъезжал в элегантной двухместной карете от маленького замка в лесу. Фуше, который купил его для жены годом раньше, проводил там последние дни лета. Это имение называлось Ферьер и состояло из очаровательного замка XVIII века и парка с лесными деревьями, раскинувшегося вокруг большого пруда, чьи воды, подобно зеркалу, отражали робкие утренние лучи солнца.

Небо, на котором еще была видна Венера, было чистым. День обещал быть превосходным. Гийом в глубине души был доволен этой встречей, начавшейся так странно. Он чувствовал облегчение, у него даже появилась какая-то уверенность. Не стоит пренебрегать помощью такого человека, как Фуше. Но Гийом знал, что ему предстоит нелегкая борьба. Ему будет трудно оторвать Элизабет от того, кого она любила. В глубине души Гийом очень боялся, что его дочь окажется той же прочности, что и героини романов, предпочитающие умереть вместе с любимым мужчиной, но не расставаться с ним.

Теперь Тремэн уже чувствовал, что его одолевает усталость. Он с наслаждением вдыхал свежий утренний воздух, но ему становилось все труднее держать глаза открытыми.

— Мы далеко от Парижа? — спросил он у своего спутника.

— Примерно в шести лье... Вам следовало бы немного поспать!

Отцу Элизабет не нужно было повторять это дважды. Он удобно устроился в уголке кареты, закрыл глаза и тут же провалился в глубокий сон. Его молодой сосед с полуулыбкой слушал песню жаворонка, поднимавшуюся прямо в небо.

Глава III

Дом шотландца

Как и предсказывал Фуше, только в первой половине сентября в сопровождении Жан-Жака Лекульте дю Моле он вошел в величественные двери Министерства иностранных дел, которое в ту пору располагалось на улице Бак[8].

До этого момента Тремэн пытался проводить время как можно более разумно, оттачивая свой образ богатого провинциального судовладельца, который приехал в Париж по важным делам, но не пренебрегающий встречами с клиентами, со старыми друзьями и который не прочь был немного развлечься. Начавшаяся война позволяла Лекульте выигрышно преподнести месторасположение его друга Тремэна, живущего на самом краю Котантена, отделенного от Англии только Ла-Маншем. И это в то время, когда Бонапарт собирал войска в Булони, чтобы попытаться повторить подвиг Вильгельма Завоевателя и занять вражескую территорию. Банкир восхвалял качество кораблей Гийома, искусство его умелых капитанов и надежные экипажи, уверяя всех, что на них можно рассчитывать. Как и предполагал Тремэн, он встретился за кофе с финансистом Лабушером и обеспечил себе контракт на поставку северного леса именно в Булонь, где Бонапарт начал строительство целого флота плоскодонных кораблей, предназначенных для перевозки его войск в Англию и высадки их на берег. Это дело заняло у Гийома пару-тройку дней. Он не расставался с пером, записывая четкие указания для своих служащих в Шербуре. Ему нужно было отправить целую экспедицию за лесом в скандинавские страны.

Благодаря Бугенвилю, которого Тремэн застал как-то после обеда в Географическом бюро, он познакомился с забавным персонажем, американским инженером Робертом Фултоном. Двумя неделями раньше Фултон испытывал на Сене странное сооружение: корабль с двумя огромными колесами, укрепленными на оси. Корабль был оснащен гигантской печью с трубой и маленькой помпой, благодаря которой колеса вращались, а корабль двигался. Париж немало поразвлекся, наблюдая за «большой печкой господина Фултона», но счел ее не более важной, чем очередной ярмарочный балаган. И, к сожалению для непризнанного гения, Бонапарт также не проявил особого интереса к его изобретению.

— Во всех столицах толпятся авантюристы и прожектеры, предлагая всем правителям так называемые чудеса, которые существуют лишь в их воображении, — объявил он Монжу, который просил его повнимательнее приглядеться к этой новинке. — Это шарлатаны и самозванцы. Американец из их числа. Не говорите мне больше об этом!