Жюльетта Бенцони - Гордая американка

Впрочем, дома она быстро пришла в себя. Стоило ей оказаться в Филадельфии, среди родни, друзей, вспомнить былые радости, как она мигом оправилась. Так часто бывает, когда человек юн и влюблен в жизнь; ему нетрудно изгнать из памяти воспоминания об ужасах, даже если они были сопряжены с неутоленной любовью одного принца и такой же неутоленной ненавистью другого. Впрочем, смерть отца и плачевное состояние матери, чье выздоровление затянулось, служили слишком свежим напоминанием о былом, поэтому она согласилась провести зиму у нью-йоркской кузины. А потом появился Джонатан.

Соскользнув с кровати, Александра вытащила из глубины шкафа шкатулку, обтянутую голубой кожей, в которой хранились ее драгоценности, и извлекла оттуда медальон с лотосом, которым надолго залюбовалась. Она редко надевала его, хотя любила больше остальных украшений. Все, что напоминало о Китае, внушало ей теперь ужас, однако она помимо собственной воли продолжала усматривать в этой вещице талисман, приносящий счастье. Если бы вместо того, чтобы потешить свою гордыню, лично доставив американку принцу Цюаню, вероломная маньчжурка ограничилась бы тем, что показала путь «боксерам», Александра так и не сделалась бы миссис Каррингтон, а превратилась бы в прах некоей мисс Форбс и покоилась вместе с родителями и соотечественниками в китайской земле…

Она долго водила пальчиком по опаловому цветку, для которого супруг подарил ей золотую цепочку с жемчужинами и крохотными цветочками из зеленой яшмы, а потом снова уложила его на бархатную подушечку. Этим вечером ей предстоит встреча за ужином с Антуаном, однако она не наденет медальон, как ни чудесно смотрелся бы он на парчовом платье, соответствуя молочной белизной цвету ее лица. Ей не очень хотелось, чтобы в разговоре слишком часто всплывал Пекин, а эта вещица, навевая художнику именно такие воспоминания, непременно возбудит любопытство и у остальных присутствующих.

Как ни старалась она притушить это любопытство, ее появление в салоне произвело фурор: так великолепен был черный бархат, туго обтянувший ее формы и выставлявший напоказ грациозную шею и плечи. Горло ее охватывало бриллиантовое колье, в волосах красовался не менее драгоценный гребень. Пока она шла к капитану Морра, от столика к столику перелетал восторженный шепот. Капитан вскочил, предложил ей руку и подвел к своему столу. За ней шествовали тетушка Эмити и дядюшка Стенли, но на них почти не обратили внимания – так все были заняты племянницей.

– Вы тут же всех покорили! – шепотом сообщил ей Антуан, сидевший от нее по правую руку. – Я чуть было не зааплодировал.

– Значит, я похожа на театральную актрису?

– Нисколько. Но разве им принадлежит монополия на аплодисменты? Возьмите для примера папу римского: ему тоже аплодируют, когда он появляется в соборе Святого Петра.

– Ну вот, теперь сам папа! Из вас сегодня так и сыплются комплименты!

– А все потому, что трудно найти наиболее красноречивый. Вы слишком величественны.

– А вот это уже преувеличение! Еще немножко – и вы, наверное, попросите меня позировать для портрета. Или вы забросили кисть?

– Что вы, разве может живописец обойтись без кисти? А идея соблазнительная. Вот только сомневаюсь, что мне удастся отобразить вашу прелесть. Говорила же мадам Виже-Лебрен, королевская портретистка, что на кожу Марии-Антуанетты не ложатся тени – настолько она лучится. С вами такая же история.

Сравнение заставило Александру загореться энтузиазмом.

– Вы хорошо знаете историю Марии-Антуанетты?

– Скорее, ее портретистки. История самой королевы знакома мне меньше.

– Меня она сводит с ума. Отчасти из-за нее я и предприняла это путешествие. Мне хочется увидеть собственными глазами все места, где она жила.

– Тогда вам придется побывать в Вене. В остальном же вас ожидает более-менее спокойное пребывание. Париж – Версаль, Версаль – Париж – вот, собственно, и все… Из всех королев Франции эта отличалась наименьшей страстью к путешествиям.

После ужина, проследив, чтобы дядюшка с тетушкой прочно застряли за игорным столиком, Александра, не обнаружившая желания танцевать, сообщила, что предпочитает подышать в обществе Антуана океанским воздухом.

Заглянув к себе в каюту и прихватив там шиншилловую накидку, она стала медленно вышагивать по прогулочной палубе под руку с художником. Ночное небо было усеяно звездами, что редко случается в марте, холодный океан взял передышку и не штормил. «Лотарингия» величественно скользила по темно-синей воде, из салона доносились негромкие звуки скрипок, наигрывающих вальс, что делало обстановку донельзя романтичной.

– Тони, – прошептала Александра, сильнее сжимая руку кавалера, – помните, что вы мне обещали в Пекине в тот последний вечер, когда мы не сомневались, что не выживем?

– Как забыть такое? Вы попросили, чтобы я помог вам в тот момент, когда потребуется… все завершить.

– Память вас не подводит. Теперь посмотрим, под стать ли ей ваша дружеская преданность.

– Несомненно! Только, насколько мне известно, сейчас вам не угрожает опасность…

– Не то, чтобы опасность, но… Нечто похожее. Мне предстоит посетить незнакомую страну, и я не знаю, какая участь мне там уготована. Для меня это – настоящее приключение, и начнется оно уже в Гавре.

– Неужели вы никогда не бывали во Франции? Ведь у ваших соотечественников года не проходит, чтобы к нам не наведаться!

– Я не отношусь к их числу. Поэтому, дорогой Тони, мне бы очень хотелось, чтобы вы помогли мне познакомиться с Парижем.

Антуан расхохотался.

– Да вы шутите! На что вам такой старый медведь, как я, когда Париж сам уляжется к вашим ногам, стоит вам там появиться? Уже на борту этого судна я наплодил видимо-невидимо врагов. – Сменив тон, он поинтересовался: – Почему с вами нет вашего мужа?

Молодая женщина пожала плечами.

– Он слишком занят! Мы предполагали ехать вместе, но он в последний момент замыслил в очередной раз отложить поездку. Тогда я решила побывать во Франции без него.

– И он согласился?

– Попробовал бы он воспротивиться! Мы, американки, ценим свою независимость и не повинуемся мужьям, в отличие от европеек – такое, во всяком случае, у меня сложилось о них впечатление по рассказам.

– Повиновение – слишком громкое слово, неуместное в разговоре о паре, связанной любовью. Вы что, не любите мистера Каррингтона?

– Обожаю! Он – замечательная личность, но…

– … Но вы решили развлечься подальше от его глаз! И вы хотите, чтобы я помог вам в столь предосудительном занятии? – с улыбкой поддел ее Антуан. – А вы не подумали, как отнесутся к моему присутствию ваши родственники? К тому же в мои намерения не входит долго задерживаться в Париже.