Летний сад - Полина Саймонс

– В техническом смысле. Потому что не хотел расстраивать твою маму из-за ничего.

Энтони умолк.

Они какое-то время просто сидели.

– Она вроде не расстроена, па, скорее злится, если ты из-за этого беспокоишься, – сказал наконец Энтони. – И она просто выглядит уж слишком усталой. Сказала, что плохо себя чувствует.

Не в силах зайти в собственную спальню, Александр спросил сына, не хочет ли тот пойти в кино. Энтони тут же вскочил, они надели куртки и ушли. Они посмотрели «Атаку крабов-монстров» и «Мумию ацтеков», а когда вернулись домой, дверь спальни была все так же закрыта.

Александр не мог посмотреть на Татьяну. Он не представлял, как ляжет с ней в постель. Когда Энтони отправился спать, Александр выпил три порции водки и выкурил полпачки сигарет, думая обо всем том, что может сказать, когда она неизбежно спросит, почему он ей солгал. Он решил, что обвинит во всем любителя покера Джонни.

«Покер с Джонни до шести утра… Я слишком задержался, не хотел тебе говорить, когда лежал полумертвым в постели, я не хотел тебя расстраивать из-за ерунды… Мне так жаль, я так виноват… Играл в покер с Джонни до шести утра…»

Когда они в ближайшем будущем встретятся с Джонни? Ему нужно заранее предупредить его об этом… С помощью поэтической лжи и прозаической водки Александр открыл дверь спальни. Татьяна спала, свернувшись клубочком на одеяле. В комнате было темно. Не желая случайно разбудить ее – упаси боже! – Александр осторожно укрыл ее покрывалом с дивана и заполз в постель. Он провалился в сон за несколько секунд, потому что почти не спал накануне.

Утром, когда он наконец проснулся, услышал шум: Татьяна и Энтони готовили завтрак.

– С добрым утром, па! – сказал Энтони, когда Александр притащился в кухню. – Сегодня день печенья!

Об этом Александр тоже забыл. Пять подруг Татьяны из госпиталя приходили к ним печь печенье для миссии Святой Моники. Вечером они должны были пойти на рождественскую вечеринку к Шеннону и Аманде. Будет ли там Джонни?

– Они скоро придут, – сказала Татьяна, не глядя на него.

Он был полуголым, в одних кальсонах в обтяжку, оставшихся от нижнего красноармейского белья. Александр надел их потому, что Татьяне нравилось, как он в них выглядит. Но возможно, не сегодня, потому что она стояла спиной к нему. Когда Александр повернулся, чтобы уйти, он услышал ее голос.

– Я нашла твою одежду в сушилке. Не знала, что ты умеешь пользоваться стиральной машиной и сушилкой. Вообрази мое удивление. Я все сложила и убрала в твой комод.

Александр медленно повернулся к ней. Она стояла лицом к плите.

– Я пролил на себя пиво, – запинаясь, сказал он.

«Покер с Джонни до шести утра… Я слишком задержался, не хотел тебе говорить, когда был полумертвым от пьянки, в постели, не хотел тебя расстраивать из-за ерунды, мне так жаль, я так виноват, я пролил пиво на джинсы… Покер с Джонни до шести утра…»

Она не подала ему кофе. Он налил себе сам. Но, приготовив яичницу с беконом для себя и Энта, Татьяна и ему положила и поставила тарелку перед ним. Они не разговаривали, даже через Энтони. Александр просто не в силах был говорить с ней обо всякой ерунде, когда на их яичнице сидело нечто огромное, вроде африканского слона.

В полдень пришли девушки и принялись печь, есть, смеяться, читать книгу рецептов. Звучала рождественская музыка, все были веселы. Энтони какое-то время помогал, Александр исчез в сарае, а потом они с Энтом немного поиграли в баскетбол. В Аризоне стояло мягкое декабрьское воскресенье, шестьдесят градусов по Фаренгейту. «Таня, понравится ли тебе жить в Аризоне, крае короткой весны?»

Александр был снаружи, доставал мяч из кустов, и на мгновение стал невнимателен – потому что был поглощен невозможным и старался не думать о невозможном, – и не слишком смотрел вокруг, и не заметил двух шаров кактуса чолья, оторвавшихся от ствола и докатившихся до баскетбольной площадки. Зародышевые шары, усыпанные пыльцой, цеплялись за все, что оказывалось поблизости. Александр схватил мяч, а чолья мгновенно прилипли к его ладоням. Сотни острых, как иглы, маленьких шипов прокололи его кожу, впились в нее, зарылись, как злобные зверьки. Ладони сразу начали распухать. Игра закончилась.

Энтони помчался к дому:

– Мама! Мама! Посмотри, что с папой случилось! Мама!

Ее руки были испачканы мукой.

– И что на этот раз? – спросила она, поворачиваясь к Энтони.

– Да ерунда, – сказал Александр.

– Александр! – воскликнула Татьяна. – Да у тебя руки в крови!

Они застыли друг напротив друга.

– Просто немного кактусов чолья, – сказал он. – Незачем беспокоиться.

Девушки, все медсестры, ахнули и засуетились, разделяя волнение, громко высказывая советы. «Ох нет, только не чолья!», «Иглы сами выйдут через семь или десять дней!», «Ну да, только возможно сильное заражение!», «Ох да, но их же невозможно вытащить!», «У него непременно кожа облезет!», «Эти чолья – как колючая проволока!».

Сколько было шума! Лишь Татьяна молчала.

– Ладно, и что ты собираешься делать? – спросила она наконец, глядя ему в лицо впервые за это воскресенье. Ее глаза превратились в зеленый замерзший океан. – Хочешь оставить иглы как есть? Будет воспаление, но они выйдут через неделю. Или я могу их вытащить. Придется разрезать тебе ладони. Но я их вытащу.

Энтони дышал отцу в спину:

– Ты оказался между жерновами, па. Как ты сам говоришь, в любом случае…

– Энтони!

– Что? – Энтони был сама невинность.

– Режь, – сказал Александр.

Он сел за стол; она взяла обезболивающее. Он отказался. Ему нужен был другой анестетик, не для ладоней.

– Если хочешь, чтобы я это сделала, – сказала Татьяна, – разреши сделать укол.

– Таня, – заговорил он, – ты зашивала рану на моем плече, рану от шрапнели, без всяких анестетиков. Все будет в порядке.

Не вдаваясь в дальнейшие обсуждения, Татьяна отложила шприц и стала натягивать хирургические перчатки.

– Хорошо, хорошо, – вздохнул Александр.

– Мам, – вмешался Энтони, – а зачем тебе перчатки? – Он хихикнул. – Ты боишься, что папа тебя заразит?

Татьяна молчала, пожалуй, слишком долго, прежде чем ответить:

– Иглы могут проникнуть… Мне нужно две пары перчаток, чтобы защититься, и даже этого может оказаться недостаточно.

Александр смотрел на свои ничего не чувствующие окровавленные руки. Энтони стоял рядом с ним, ободряюще положив руку на плечо отца, а пять женщин наблюдали из-за спины Татьяны, пока она хирургическим пинцетом вырывала шипы чолья из его ладоней, – на них оставались влажные ранки.

Энтони, не морщась и не убирая руку с плеча Александра, спросил женщин:

– Знаете, что мой папа говорит о чолья?

– Энтони!

– Что?