Виктория Холт - Рожденная для славы

Рассказывали, что он был необычайно хорош в черной шляпе и черном бархатном плаще, накинутом прямо на атласную рубаху. По ступенькам Роберт взошел смело и спокойно, хотя ранее, после вынесения приговора, держался куда менее достойно — бесновался, кричал, обвинял всех вокруг, даже собственную сестру, якобы втянувшую его в интриги, а особенно нападал на сэра Фрэнсиса Бэкона, бывшего друга, выступавшего на процессе обвинителем.

— Господи, сжалься надо мной, ибо нет несчастнее существа на всей земле, — молился Эссекс, стоя подле плахи.

Он снял шляпу и обратился к народу с такими словами:

— Милорды и вы, братья-христиане, будьте свидетелями справедливой кары, коей я подвергнут. Клянусь именем Божьим, что я — худший из грешников. Грехов на мне больше, чем волос на голове. Всю свою молодость провел я, отдаваясь гордыне, блуду, всяческой нечистоте, суесловию и прочим преступлениям… Да простит Господь наш Иисус всем грешникам, а в особенности мне, злейшему из них… Да дарует Господь долгое и славное царствование ее величеству. Благослови, Боже, и королеву, и ее министров, и дворец, и слуг церкви. Прошу всех вас отнестись ко мне со снисхождением, ибо в деяниях своих никогда не помышлял я поднять руку на священную особу ее величества. Но свидетельствую, что суд надо мной был честным и справедливым. Пусть простит меня мир, как я от всей души прощаю его…

Он отстегнул кружевные манжеты и сбросил плащ. Тогда к нему приблизился палач, чтобы, следуя обычаю, попросить у осужденного прощения.

— Охотно прощаю тебя, — ответил Эссекс. — Ведь ты — орудие правосудия.

Затем он скинул и рубаху, оставшись в алом жилете. Последняя молитва графа была о даровании ему смирения и терпения. Ах, если бы он молил Бога об этом раньше! Тогда его жизнь не завершилась бы столь прискорбно.

Эссекс преклонил колени, положил голову на плаху, и в следующий миг все было кончено.

КОНЕЦ БЛИЗОК

Он ушел из жизни, а я все не могла его забыть. Мне снилось его прекрасное лицо, а проснувшись, я вспоминала, что никогда больше его не увижу, и сердце сжималось от тоски.

Те, кого я любила, умерли один за другим. Я пережила их всех. Сколько мне еще остается? Мало кому удается дожить до шестидесяти восьми. Скоро придет и мой час.

Такие мысли часто посещали меня в ночной тиши. Что будет после меня? Кто займет мое место? Главное, чтобы не началась междуусобица. Война ни к чему хорошему не приводит. Англия так долго наслаждается миром, что научилась ценить его плоды. Королем станет ее сын, он законный наследник. Его воспитали в протестантской вере, так что с религией проблем не возникнет.

Как странно! Сын Марии Стюарт, шотландский король Яков VI, станет английским королем Яковом I. Какой из него получится монарх? Ведь он — сын безрассуднейшей из женщин и жалкого глупца Данли. Пусть, с точки зрения Марии, я незаконнорожденная (многие втихомолку судачили об этом), но мой отец был великим королем, а мать — прекраснейшей женщиной Франции. Ради нее Генрих пошел на разрыв с папским престолом. И правильно сделал. Лучше жить, не завися от Рима. Надеюсь, англичане будущих поколений помянут королеву Елизавету добрым словом.

В тот год меня ждала еще одна утрата. Моя давняя и любимая подруга графиня Ноттингем была верной женой адмиралу Ховарду, победителю испанской Армады. И вот она тяжело заболела. Я навестила больную, посидела у ее ложа, но вскоре мне стало ясно, что совесть ее не на месте.

Ее руки были сухими и горячими, глаза горели огнем.

— Лежите спокойно, — сказала я. — Берегите силы, дорогая.

Но она все металась на постели и в конце концов прошептала:

— Я должна вам кое в чем признаться.

Я была готова к этим словам.

Графиня сбивчиво сказала, что у нее на совести страшная тайна и она не может умереть, не вымолив прощения.

Я посоветовала ей облегчить душу, ибо мне трудно поверить, что моя подруга могла и в самом деле сделать что-то недоброе.

— Перстень… — начала она и замолчала.

Я наклонилась ближе.

— Какой перстень?

— Я… я должна была передать его вам. Сэр Роберт Кэри, комендант Тауэра, прислал перстень с гонцом. Кольцо следовало передать сестре. Она служила у вас фрейлиной…

— Да-да, я отлично помню очаровательную леди Скроуп, — кивнула я, ибо графиня снова замолчала.

Закрыв глаза, она продолжила:

— Он… гонец… принял меня за сестру. Я рассказала мужу, а он велел оставить перстень у себя, потому что… потому что для блага Англии будет лучше, если он умрет…

— Кто умрет?

— Граф Эссекс.

Тут я начала понимать, в чем дело, и вся похолодела от ужаса.

— Эссекс сказал коменданту, что королева, увидев перстень, непременно отменит смертный приговор, простит его… Главное — чтобы перстень попал к вашему величеству.

— Ох, Господи Иисусе, — пробормотала я.

— Простите меня, ваше величество. Муж строго-настрого запретил отдавать кольцо сестре. Он сказал, что от Эссекса одни беды и несчастья, что он перевернет всю страну вверх дном… Он еще опаснее, чем Мария Стюарт. Хуже всего то, что его любит народ… И еще он так безрассуден, что ни перед чем не остановится…

— И вы оставили перстень у себя, а я так и не узнала, что он умоляет меня о помощи…

Графиня кивнула.

— Я велела слугам отдать вам перстень после моей смерти. Но сегодня, видя вашу доброту, почувствовала, что не выдержу. Я должна была во всем сознаться. Меня мучает совесть. Не могу уйти, пока не вымолю у вашего величества прощения.

Я сидела неподвижно, словно обратившись в камень. Если б Эссекс перед казнью проявил хоть немного раскаяния, если бы напрямую обратился ко мне с мольбой о пощаде, я ни за что не подписала бы приговор. Как мне хотелось, чтобы осужденный подал мне какой-нибудь знак. Раз за разом я отсылала приговор неподписанным, тянула время, а сама все ждала, ждала. В конце концов я уверилась, что Эссекс неколебим в своем упрямстве. А он… он послал мне перстень и надеялся на помилование. Роберт томился в Тауэре, дожидаясь ответа, и не дождался. Он умер, уверенный, что я не сдержала данного когда-то слова. А ведь я обещала, что, если он предъявит мне заветный перстень, я всегда приду ему на помощь!

Но в моей душе почему-то не возникло ненависти к умирающей. Она ни в чем не виновата. Утаить перстень ее заставил муж. И правильно сделал. Да, адмирал относился к Эссексу враждебно, но не он один — среди противников молодого графа было много достойных людей, верных слуг моей державы. Увидев кольцо, я не смогла бы совладать со своими чувствами. Наверное, я даже должна быть благодарна адмиралу за то, что он помог мне выполнить свой долг перед страной…