Барбара Картленд - Замок Спящей красавицы

Пьер Флоре на мгновение застыл на месте, как будто обдумывая ее слова, а затем сказал:

— Вы всегда были очень добры ко мне, мадам. Более того, я обязан вам, по меньшей мере, половиной моих нынешних клиенток, которых вы ко мне присылали. Теперь я хочу отплатить вам добром за добро.

— Каким же образом? — удивилась мадам Обиньи.

Флоре понизил голос, чтобы никто не мог их услышать, и сказал:

— Думаю, нет смысла говорить вам, что каждый кутюрье хранит в тайне свою последнюю коллекцию нарядов до той минуты, когда показывает ее публике.

— Да, я наслышана о вашем соперничестве. Многие пытаются выведать чужие секреты, подсылая платных соглядатаев, — улыбнулась Эме Обиньи.

— Мы работаем над нашими осенними коллекциями, — продолжил месье Флоре. — Полукринолин, творение месье Ворта, покорил весь Париж, и теперь все с нетерпением ждут, что в августе появится нечто новое.

— Я тоже жду, — бесхитростно призналась мадам Обиньи. — Неужели вскоре мы вообще будем обходиться без обруча?

— Мой секрет, которым я поделюсь только с вами, — ответил Пьер Флоре, — состоит в том, что мне уже известно, какие мысли вынашивает великий месье Ворт.

В глазах Эме Обиньи вспыхнуло любопытство. На свете нет ничего, что любая француженка ценила бы выше, чем последний крик моды.

— Скажите мне, скажите, умоляю вас, что именно? — взволнованно взмолилась она.

— Не только скажу, — ответил месье Пьер Флоре, — но и покажу, если вы и ваша подруга сейчас пройдете со мной.

— Вы еще спрашиваете! — воскликнула Эме, встав с кресла.

Вместе с Йолой они последовали за месье Флоре в дальнюю часть дома, где располагались небольшие примерочные. Еще дальше, в самом конце коридора, находилась дверь. Хозяин достал из кармана ключ и открыл ее.

— Я нарочно отделил мою тайную пошивочную комнату от остальных помещений, — пояснил он. — Именно там я прячу мои законченные творения.

С этими словами он открыл дверь, ведущую в крошечную комнату. Здесь на стальной перекладине висели вешалки с несколькими платьями. Их было немного, примерно полдюжины. Сняв одно из них, месье Флоре продемонстрировал его гостям.

Обе женщины восхищенно ахнули. Платье не только было без кринолина; все складки в нем с боков переместились назад. Спереди оно плотно облегало фигуру, делая ее похожей на античную статую, а сзади тянулся длинный шлейф.

Платье было таким элегантным, мягким и изящным, что Йола удивилась, почему никому раньше не пришло в голову, как неестественен этот жесткий кринолин!

— Так вот что представляет собой последний крик моды! — почтительно прошептала Йола.

Месье Флоре снял другое платье, затем еще одно.

Декольте было низким и открывало плечи, талия — узкой, рукавов, в сущности, не было, если не считать кружевных рюшей или нескольких бантов.

Юбки, пышные только сзади, были кое-где перехвачены гирляндами цветов. Другие ниспадали вниз к шлейфу каскадом оборок и кружев.

— Именно это моя подруга мадемуазель Лефлёр должна надеть завтра вечером! — воскликнула восхищенная Эме.

Лицо месье Флоре выражало недоумение.

— Завтра вечером, мадам? Я не ослышался?

— Почему нет? — спросила мадам Обиньи. — Герцог устраивает завтра вечером прием в своем особняке на Елисейских Полях. Будет внушительный ужин, после которого мы ждем много гостей. Я хочу, чтобы мадемуазель Лефлёр произвела сенсацию. Разве может быть иначе, если на ней будет это восхитительное платье?

Месье Флоре на мгновение задумался.

— Вы правы, мадам. Я хотел приберечь эти платья в качестве сюрприза до званого вечера в честь принца Уэльского, который со дня на день прибудет в Париж на Всемирную выставку, или для бала в Тюильри, когда к нам в столицу пожалует его величество русский царь Александр с двумя сыновьями.

— Вы не хуже меня знаете, — улыбнулась Эме, — что в Тюильри будет такая сутолока, что никто не сможет ничего разглядеть.

— Вы правы, — согласился с ней Флоре.

— Более того, — продолжила Эме, — если императрицу кто-то затмит в ее собственном дворце, она придет в бешенство, и отголоски этой бури могут повредить вам.

— Вы правы, мадам, вы, как всегда, правы! — воскликнул Пьер Флоре. — Пусть лучше ваша подруга мадемуазель Лефлёр первой введет в Париже новую моду, опередив месье Ворта. Он будет в ярости, но сделать ничего не сможет, потому что, насколько я понимаю, его коллекция платьев уже готова.

Как только решение было принято, Йоле оставалось лишь облачиться в прекрасные творения месье Флоре, которые, правда, пришлось слегка подогнать по фигуре. Затем, заказав еще дюжину платьев, которые должны были быть готовы в ближайшие дни, Эме и Йола отправились обратно на улицу Фобур-Сент-Оноре.

— Я буду неловко себя чувствовать, отличаясь от остальных, — призналась Йола.

— Но разве это не мечта каждой женщины — быть непохожей на остальных? — возразила Эме. — Впрочем, не забывайте, что нам еще очень многое предстоит сделать. Перед нашим уходом я велела горничной передать Феликсу, чтобы он прибыл к нам и ждал нашего возвращения.

— Кто такой Феликс?

— Лучший в Париже парикмахер, — ответила Эме. — Он с удовольствием сделает вам новую прическу. Он всегда говорит мне, что ему наскучило видеть каждый день одни и те же лица.

Да, этот Феликс — настоящий мастер своего дела, решила Йола. Он долго разглядывал ее с разных сторон, расхаживая пружинистым шагом голодной пантеры, которую он изрядно напоминал.

Затем зачесал назад ее длинные черные волосы и с ловкостью и мастерством большого художника уложил их на затылке.

— Никаких локонов, — пробормотал он. — Определенно обойдемся без локонов! Боже, как я от них устал!

— Однако женщины считают, что они делают их моложе, — улыбнулась Эме, сидя в отведенной для гостьи спальне и наблюдая за работой парикмахера.

— Волосы не меняют лицо, а лишь обрамляют его, мадам, — ответил Феликс.

— Верно. Хотя волосы моей подруги очень красивы, только теперь они представят ее в самом выгодном свете.

— Я создаю для нее нечто новое, — отозвался парикмахер, словно ее не было в комнате. — Завтра, когда я буду снова укладывать ей волосы, я украшу их драгоценными камнями.

Йола промолчала, хотя и догадывалась: видя ее в обществе Эме, Феликс предположил, что она будет носить много драгоценностей.

Наконец парикмахер закончил свою работу. Эме восхищенно зааплодировала.

— Вы прекрасно выглядите, моя дорогая! — заявила она. — И старше своего возраста, это точно. А теперь Жанна займется вашим лицом.