Филиппа Грегори - Вечная принцесса

Ознакомительный фрагмент

Испанские гранды и грандессы осуждающе поджали губы при виде такой бесцеремонности, тогда как английский двор, во главе с королем и королевой, приняли ее, умиляясь энергии и темпераменту Гарри. Когда пара танцоров завершила свое представление кружением и галопом, все, смеясь, с удовольствием захлопали в ладоши. Только принц Артур весь танец старательно смотрел в никуда, лишь бы не видеть брата. Он очнулся, когда мать накрыла его ладонь своей.

— Дай-то Бог, чтобы он замечтался о брачной ночи, — заметил его отец, обращаясь к леди Маргарите. — Однако же сомневаюсь…

Та издала резкий смешок:

— Не могу сказать, что невеста мне по душе.

— Разве? — удивился король. — Вы же читали договор!

— Меня устраивает цена, но товар оставляет желать лучшего, — с обычным своим злоязычием пошутила она. — Изящная штучка, но непрочная, верно?

— А вы бы предпочли крепкую молочницу?

— Я бы предпочла девушку с широкими бедрами, чтобы рожала сыновей, — попросту сказала она.

— На мой взгляд, она достаточно хороша, — резко произнес Генрих.

Нет, никому не сможет он признаться, до чего она, на его взгляд, хороша. Даже себе самому…

В брачную постель Каталину уложили ее камеристки, Мария де Салинас, которая поцеловала ее на ночь, и донья Эльвира, благословившая ее, как мать; однако Артуру пришлось еще долго прощаться с друзьями, которые хлопали его по плечу и скабрезно острили, прежде чем проводить к дверям опочивальни. Там они оставили его в постели рядом с принцессой, которая тихо и молчаливо лежала, пока чужие и незнакомые мужчины, смеясь, желали им доброй ночи, а потом еще явился архиепископ обрызгать простыни святой водой и помолиться рядом с молодыми. Вся процедура была настолько публична, что оставалось лишь распахнуть двери спальни да пригласить жителей города Лондона поглазеть, как новобрачные лежат рядышком в кровати, бок о бок, сущие чучела, набитые соломой. Казалось, прошла вечность, прежде чем последнее смеющееся лицо исчезло — его обладатель закрыл за собой дверь, и они остались вдвоем, опираясь спиной на высоко взбитые подушки, оробелые, одеревенелые, как куклы.

Молчание прервал Артур.

— Не хочешь ли стакан эля? — севшим от волнения голосом спросил он.

— Мне не очень нравится эль…

— Это особый эль, для новобрачных. Он подслащен медом и пряностями. Говорят, придает мужества, — прибавил он, чуть улыбнувшись.

Она тоже улыбнулась:

— А что, мы в нем нуждаемся?

Подбодренный ее улыбкой, он встал с постели и направился за питьем.

— Еще бы! Ты чужестранка, вдали от родины, а я никогда не знал женщин помимо сестер… нам обоим надо многому научиться.

Она взяла у него стакан горячего пряного эля и сделала глоток:

— Вкусно!

Артур залпом выпил стакан, потом другой и вернулся к постели. Поднять одеяло и лечь рядом казалось каким-то… вторжением, а уж мысль о том, чтобы задрать девушке ночную рубашку и улечься на нее, просто не умещалась в его голове.

— Задую-ка я свечу, — заявил Артур.

Густая тьма поглотила их, рдели лишь угли в очаге.

— Ты очень устала? — спросил он с тайной надеждой услышать «да», чтобы она призналась, что слишком утомлена и не в силах исполнить свой долг.

— Совсем нет, — вежливо ответил голос, из-за темноты кажущийся бесплотным. — А ты?

— И я нет. Хочешь спать?

— Я знаю, что нужно делать, — сказала она вдруг. — Все мои сестры были замужем. Они рассказывали.

— Я тоже знаю! — обиделся он.

— Я не о том, что ты не знаешь. Я о том, что ты можешь не бояться и приступать. Я знаю, что мы должны сделать.

— Я и не боюсь, просто…

К совершенному своему ужасу, он почувствовал, как ее рука поднимает ему рубаху, прикасается к голому животу.

— …просто я не хочу пугать тебя, — договорил он слегка дрожащим голосом, чувствуя, как нарастает желание и вместе с ним удушающий страх оказаться не на высоте.

— Я не боюсь, — ответила дочь Изабеллы. — Я никогда в жизни ничего не боялась.

В молчании и темноте она нашла его и крепко сжала, вызвав в нем своим прикосновением такой взрыв ощущений, что он испугался, как бы не пролить семя прямо ей в руку. Тогда с низким стоном он перевалился на нее, обнаружив, что она уже до пояса подняла свою рубашку, повозился неловко, напирая чреслами, пытаясь как-нибудь примениться, и по тому, как она вздрогнула, понял, что ей больно. Вообще вся эта процедура выглядела совершенно невозможной, и не было никакого способа узнать, что в таких случаях полагается делать мужчине, ничего, что могло бы помочь ему, направить его, разобраться с таинственной географией женского тела. Но тут вдруг она тихонько вскрикнула и задавила крик, зажав рот рукой. Он понял, что дело сделано, и от этого сразу стало так легко, что семя тут же исторглось, принеся с собой короткое, острое, болезненное наслаждение вкупе с мыслью, что пусть себе и отец, и братец Гарри думают о нем, что хотят, но дело сделано, и он, Артур, мужчина и муж, а принцесса, его жена, больше не девственница.

Каталина подождала, пока он заснет, а потом встала и пошла помыться в свою личную уборную. Кровило, но она знала, что это скоро пройдет, да и боль оказалась не сильной, как она и ожидала; сестра Исабель говорила, это не страшней, чем упасть с лошади, и оказалась права. А невестка-то Марго какова! Распевала, что это неземное блаженство! Что за вздор! Разве может быть блаженством столь глубокое унижение и неудобство! Скорее всего, Марго, как с ней частенько бывало, порядком преувеличила.

Вернувшись в опочивальню, Каталина не легла в постель, а уселась на пол перед очагом и долго сидела так, обняв колени и глядя на тлеющие в золе угольки.

«Неплохой был денек», — сказала я себе и улыбнулась, потому что это матушкины слова. Мне так хочется услышать ее голос, что я даже выражаюсь ее словами. Часто, когда я была совсем маленькая, она, проведя долгий день в седле за проверкой передовых отрядов или, напротив, отправляясь поторопить отставший в пути обоз, входила в шатер, сбрасывала сапоги, опускалась на подушки, разбросанные по роскошным мавританским коврам, поближе к огоньку, пылавшему в бронзовой жаровне, и вздыхала:

— Неплохой был денек!

— А бывают плохие деньки? — однажды поддразнила ее я.

— Нет, если выполняешь Господню волю, — серьезно ответила она. — Бывают дни, когда это легко, а бывают, когда трудно. Но если делаешь то, что велит Господь, плохих дней не бывает.

Ни одной минуты не сомневаюсь я в том, что выполняю Господню волю, деля с Артуром брачное ложе, касаясь его и направляя в себя. Это воля Господа, чтобы между Испанией и Англией установился нерушимый союз. Только имея в надежных союзниках Англию, Испания сможет приостановить растущее влияние Франции. Только имея за спиной могущество Англии, в особенности английский флот, мы, испанцы, сможем пойти войной против нечестивых арабов, добраться в самое сердце нечестивых мусульманских империй, прийти в Турцию, в Африку. Итальянские принцы в борьбе честолюбий ссорятся между собой. Французы — наказание для соседей. Остается лишь Англия, только она присоединится к Испании в священной войне с неверными, будь то черные африканцы, которыми стращали меня в детстве, или светлокожие арабы из ужасной Оттоманской империи. А когда мы победим мавров, крестоносцы пойдут дальше, в Индию, на Восток, всюду, куда потребуется, чтобы бросить вызов мусульманской скверне — и победить ее. У меня есть опасения, что сарацинские земли повсюду, тянутся бесконечно, до самого края земли, а ведь даже Христофор Колумб не знает, где это.