Элизабет Адлер - Удача – это женщина

Она ответила почти незамедлительно:

— Бак? Что-нибудь случилось? У тебя есть жалобы?

— Я только что просмотрел утренние газеты, — коротко сообщил он.

— Значит, и мне придется это сделать, дружок. До сих пор у меня не было свободной минуты. А что там такого особенно важного?

— Фотография семилетней Лизандры Лаи Цин.

В трубке некоторое время молчали, потом голос Энни тихо произнес:

— Понятно…

Ему казалось, что он в буквальном смысле слова слышит, как его собеседница лихорадочно размышляет. Наконец она сказала:

— Дайте мне собраться с мыслями, а минут через пять приходите в мою мансарду, и мы вместе позавтракаем.

Энни находилась на ногах с шести часов утра, она уже давно приняла ванну, оделась, совершила обход своих владений и разобрала утреннюю почту. И вот теперь она пудрила нос перед зеркалом в серебряной раме, которое принадлежало жене какого-то аристократа восемнадцатого века. Обыкновенно Энни доставляло большое удовольствие размышлять о том, что она, Энни Эйсгарт с Монтгомери-стрит, владеет такой дорогой и изящной вещью, но сейчас ее мысли заняты другим — она напряженно думала, что сказать Баку о Фрэнси и ее ребенке.

В дверь позвонили, и Энни, набрав в грудь побольше воздуха, отправилась открывать. Впустив Бака в свои апартаменты, она решила, что Вингейт, как старый портвейн, с годами становится все более привлекательным. Но она заметила, что за прошедшие годы он похудел, а его густые темные волосы слегка поредели и в них явственно проступила седина. На красивом, породистом лице можно было с легкостью различить приметы ставшего уже привычным утомления, а в спокойных карих глазах поселилась грусть.

Бак поцеловал Энни в щеку, и она шутливо сказала ему:

— Похоже на то, что хороший завтрак не повредит, Бак Вингейт. Разве ваша женушка больше вас не кормит?

Бак неопределенно пожал плечами, уселся в кресло около тяжелого стола со стеклянной крышкой и стал наблюдать, как хозяйка разливает в стаканы апельсиновый сок из большого хрустального кувшина.

— Лизандра Лаи Цин — моя дочь, не так ли? — вдруг спросил он. Энни внимательно посмотрела на него.

— Вы ставите меня в чрезвычайно неудобное положение, Бак…

— Хорошо, можете не отвечать. Я знаю, что это правда. Только прошу вас сказать мне: почему Фрэнси не хотела, чтобы я об этом узнал. Я бы стал заботиться о них, помогать… Знаете, ведь Фрэнси для меня — это все. — Он посмотрел ей в глаза и добавил тихо: — До сих пор.

Энни снова взглянула на сенатора и поняла, что перед ней глубоко несчастный человек. Она представила себе Фрэнси и Лизандру, с одной стороны, и Марианну Вингейт — с другой. Какая чаша весов перевесит? Энни была женщиной, которая предпочитала говорить все, что думает, поэтому она больше не колебалась. Она рассказала Баку о том, как Марианна пришла к Фрэнси с визитом, после которого Фрэнси решила, что не стоит портить ему карьеру и говорить о своей беременности, поскольку это могло быть воспринято как шантаж.

— Фрэнси честная женщина, — с сердцем произнесла Энни, — и не хотела вас ни к чему принуждать. — Она едва не добавила — «не то, что Марианна», но вовремя сдержалась.

— Она предоставила вам свободу, — просто сказала Энни, — без веревок и пут на ногах. Чтобы вы могли спокойно двигаться к вершинам своего политического Олимпа.

Она налила кофе и села, с сочувствием глядя на Вингейта. Она догадывалась, какие эмоции и чувства разбудила в его душе своим рассказом, и совершенно не удивилась, когда услышала:

— Мне необходимо с ней увидеться, Энни.

— Она поехала на ранчо с Лизандрой. Уехали они рано, так что, по-видимому, уже добрались до места. — Энни допила залпом кофе и поднялась. — На столе — телефон. А я пойду посмотрю, как мои служащие управляются со своими обязанностями. — У двери она обернулась и ободряюще улыбнулась Баку: — Что касается меня, то я обозвала мисс Хэррисон круглой идиоткой, когда узнала, что она изволила вас прогнать. — После этих слов Энни торопливо вышла из комнаты, оставив Бака в одиночестве.

Номер телефона ранчо Де Сото отпечатался у Бака в мозгу. Он набрал его, услышал гудок и представил себе, как Фрэнси торопится к аппарату, едва ли не бегом пересекая пространство от своей спальни до холла, где стоял телефон.

— Алло, — голос на той стороне провода был юным и певучим и принадлежал явно не Фрэнси.

— Алло, — осторожно ответил Бак. — Прошу прощения, мисс Франческа Хэррисон уже приехала?

— Да, конечно. Я сейчас ее позову…

В трубке послышался щелчок — по-видимому, ее положили на стол, и Бак услышал, как тот же певучий голос прокричал: «Мама, тебя просят к телефону», — а отдаленный голос, который он узнал бы из тысячи других, спросил: «Кто это меня спрашивает?» — «Какой-то мужчина», — ответил певучий голос. Бак понял, что он принадлежит Лизандре, его дочери, и улыбнулся. И в самом деле, ситуация получилась забавная. Его собственная дочь называла его «какой-то мужчина». Впрочем, как раз Лизандра была виновата в этом меньше всех.

— Слушаю вас, — отчетливо прозвучал в трубке голос Фрэнси.

У Бака екнуло сердце, как всегда, когда он видел ее или слышал ее голос.

— Фрэнси, это Бак, — тихо сказал он.

Фрэнси оперлась рукой о столешницу, чтобы не упасть, — неожиданно у нее закружилась голова. Мгновенно она перенеслась на семь лет назад, и вся вселенная съежилась до размеров телефонной трубки, откуда доносился любимый голос.

— Ты мог бы и не называть своего имени, — заметила она, — я бы узнала тебя и так.

— Столько времени прошло…

Фрэнси опустилась на маленький стульчик, стоявший рядом с телефонным столиком.

— Почему ты решил мне позвонить, Бак? Помнится, мы договаривались о другом…

— Это ты поставила мне условия. Не я. Я лично не имел возможности договориться с тобой о чем-либо.

Фрэнси промолчала. И Бак, воспользовавшись паузой, быстро сказал:

— Я разговаривал с Энни, и она посоветовала позвонить сюда. Я сейчас нахожусь у нее в квартире. Сегодня утром я увидел фотографию Лизандры в «Экзаминер». Я знаю, что это фотография моей дочери.

Фрэнси вздохнула:

— О Лизандре тебе сообщила Энни?

— Ей не пришлось. Я догадался сам.

— Она чудесная девочка, Бак, — сказала Фрэнси, прижимая руку к груди, чтобы успокоить разбушевавшееся сердце. — Она ничего не знает о тебе, и мне бы не хотелось, чтобы она узнала.

Бак понял, что Фрэнси не изменила своего решения, но не хотел сдаваться:

— Фрэнси, прошу тебя, не торопись с выводами. Мы должны поговорить. Пожалуйста! Нам есть что обсудить. Нам просто необходимо увидеться.