От выстрела до выстрела (СИ) - Чеснокова Юлия Олеговна AlmaZa

Пётр высадился на станции Султановская[5]. К дальним поездкам он давно привык. Имея военного отца, им с братьями не раз приходилось переезжать с места на место (сестра тогда жила с матерью, в Швейцарии). Но на Кавказ Столыпин попал впервые. Горы видел впервые. И дышал подобным воздухом — совсем иным, не таким, как в Санкт-Петербурге, не таким, как в Орловщине или Вильно, тоже впервые.

С окриками разгружались чемоданы. Доктор, с которым Петя ехал в вагоне, спустился на перрон с саквояжем и, зная куда идти, не новичок здесь, деловито пошагал искать экипаж, который должен был его встретить. Под зонтиками озирались любопытно две барышни в сопровождении старшей дамы, должно быть, их матери. Либо семья приехала к какому-нибудь генералу, либо девушек вывезли на воды, укрепить здоровье.

Не верилось, что каких-то двадцать лет назад здесь закончилась война, до того мирным, приятным и радушным казался край. Люди расслаблены, если не считать вокзальных погрузчиков и бродящих коробейников. Петру сделалось неудобно от того, что он приехал с воинственным настроем, принёс сюда не дружбу и прощение, а злобу и мщение. Но передумывать и останавливаться поздно.

Проходя мимо драгун Нижегородского полка, Столыпин услышал краем уха их разговор о том, что командир, Яков Дмитриевич, ещё не вернулся с коронации из Москвы. Упоминание этого торжества откинуло его мысли назад, туда, откуда он уехал. Ведь проезжал Москву, где была Ольга, но не стал задерживаться и пытаться увидеться с ней. Боялся утратить решительность? Или никак не мог забыть, как холодно она велела ему не писать любовных писем? А дружеское у него не вышло, не мог он кривить душой перед ней и лицемерить, заводить пустую светскую переписку о погоде, здоровье, сплетнях.

Что-то заставило его замедлиться. Нижегородский полк — в нём числился некогда знаменитый его родственник, Михаил Юрьевич Лермонтов. В него вообще часто ссылали за дурное поведение гвардейцев. И преображенцев? Петя остановился, развернулся, и подошёл к драгунам, спросив у них об Иване Шаховском.

— Знаем такого, — улыбнулся один браво, огладив усы, — а ты зачем его ищешь?

— Дело есть, — серьёзно произнёс Столыпин.

— Дело? Какое же дело у Шаховского может быть со студентом?

Несмотря на то, что Петя сменил форменный сюртук на свой обычный, для поездок, в нём всё равно угадали род занятий.

— Семейное.

— Ну, ежели семейное! — драгун украсил своё восклицание смешком. — В Кисловодске Шаховской.

— Кисловодске? А как туда добраться, не подскажете?

Усатый вытянул руку, указывая на площадь неподалёку от станции.

— Вон оттуда дилижанс ходит. Гляди, стоит ещё. Если место найдёшь — к вечеру будешь в Кисловодске.

— Благодарю! — кивнул Столыпин и поспешил к транспорту, в который набивалась часть прибывших с поездом. Удача сопутствовала ему, и место оставалось.

Спутниками его в дороге оказались два купца, один ветеринар, старуха-вдова с прислугой и адвокат. Все были значительно старше, и беседовать друг с другом не стремились. Однако путь всё же был не самый близкий и, в конце концов наболтавшись со своим товарищем, один из купцов переключил своё внимание на Петра.

— Раньше не бывали в Кисловодске?

— Никогда.

— У нас здесь красиво. Климат — великолепный, а воздух! Дышишь и исцеляешься.

— Да, воздух замечательный, — согласился Петя.

— Где вы остановились?

— Нигде, — растерялся, но не стал сочинять студент.

— Как же так? А к кому вы едете?

— К знакомому… я ненадолго. Буквально на один день.

— И всё же голову положить где-то на ночь нужно будет! Снимите комнату в ребровских[6] домах…

— Простите, а вы… не знаете, где в Кисловодске сорок четвёртый полк размещается?

— Как же не знать? Все военные в казармах, на территории бывшей крепости.

— Благодарю.

— У вас служит кто-то? Брат?

— Можно и так сказать.

Своею неразговорчивостью Столыпин отбил желание с собой разговаривать. Ему этого и не хотелось. Каждая верста, прокатывающаяся под колёсами дилижанса, приближала его к заветному. То, к чему он так упорно шёл несколько месяцев! В это поверить было страшно, чтобы не сглазить, как тогда, зимой, когда он пришёл к Преображенским казармам, а Шаховского в них не было. Хоть бы не повторилось! Проделать такой путь и остаться ни с чем? Это была бы слишком злая насмешка судьбы.

Ехали часа четыре, не меньше, с остановками. В Кисловодск добрались, когда уже стемнело. Улочка, на которой вышли пассажиры, подсвечивалась шестью фонарями. Дальше дорога тонула в темноте и лишь огоньки каких-то окон там и тут выдавали присутствие людей. Пётр спросил у кучера, в какую сторону крепость?

— А вот на самый юг держи, на окраину. Не сворачивай никуда, к ней и придёшь.

Оторвавшись от остальных, он пошагал, приглядываясь к синим теням деревьев и светлеющей протоптанной дорожке. Глаза постепенно привыкали, становилось не так уж и темно. Столыпина удивляло, насколько тёплым был вечер. Одновременно свежий и сладкий воздух, пахнущий неведомыми ароматами, может, магнолиями, а может виноградниками, совсем не давал прохлады, а приятно грел, и ветерок, когда касался лица, тоже ощущался тёплым. Цикады стрекотали, незримые и непривычно громкие. Местные давно не замечали их, а Столыпина звук завораживал, вызывая мурашки. Звёзды над головой крупные, совсем не северные. Юг. «Как жаль, что я тут не для любования природой» — подумал Пётр. Всё вокруг располагало к тому, чтобы присесть, задрать голову, прислушаться и насладиться летним мгновением, а не лететь, как бабочка к огню, рискуя жизнью.

Кучер оказался прав, крепость пройти мимо было нельзя. Дальше неё ничего не было, и в её каменную стену упирался путь. Ворота на ночь заперты. За ними, где-то в конюшнях, послышалось лошадиное фырчанье. Приглушённо доносились голоса. По рассказам покойного Михаила Пётр знал, что казармы редко когда полностью спят. Там должны быть дежурные, постовые. Зайдя чуть со стороны, Столыпин увидел свет в узком окне стены. Постучал. Несколько секунд спустя там мелькнула тень. За мутным стеклом показалось какое-то мужское лицо.

— Чего надобно⁈ — глухо спросило оно.

— Я к князю Шаховскому! — постарался как можно чётче и громче, чтобы его услышали, произнести Пётр.

— С какой целью⁈ — его услышали.

— Послание.

Поднеся к окну лампу, чтобы свет упал на беспокоившего, офицер оглядел Столыпина и, мотнув головой, отошёл от окна. Совсем ли? Решил, что какой-то безумец бродит? Второй раз стучать казалось некрасивым, тем более что свет гореть перестал. Офицер лёг спать?

Послышался скрежет замка. Ворота! Петя скорее вернулся назад, к ним. В приоткрытом зазоре показалось двое. Один держал лампу — видно он с ней и пришёл сюда из комнаты. Второй держал ружьё.

— Давай сюда своё послание, — протянул руку офицер.

— У меня устное, — сообщил Столыпин.

— Устное? — переглянувшись, оба хмыкнули. — Ты кто таков?

— Пётр Аркадьевич Столыпин, студент третьего курса Его Величества Императорского университета Санкт-Петербурга. Честь имею, — почти по-военному отрапортовал себя молодой человек.

— Столыпин? Ты не из тех ли Столыпиных, одного из которых убил Шаховской?

— Так точно, — сдерживая тяжесть на сердце и гнев, подтвердил Пётр.

— И чего тебя сюда нелёгкая принесла? — офицер нахмурился: — Ты с оружием?

— Извольте досмотреть, если нужно. Но допустите поговорить с князем.

Позволив Петру переступить порог крепости, двое посветили на него тщательно, убеждаясь, что ни ножа, ни револьвера на нём нет.

— Ну, иди за нами. Шаховской ещё не спит, — один сказал другому: — Вот Ивану сюрприз на ночь глядя!

Столыпина провели, как он понял по размещению, в ту комнату, свет из которой его и привлёк. Только оказалось, что это длинное дежурное помещение в четыре окна, но три из них были завешаны, чтобы не привлекать внимание. А дежурные, тем временем, играли в карты, пили и курили, так что под потолком висело белёсое облако. На столе, между кружками, валялись мелкие монеты. Хлопки картами и хохот наполняли душные каменные своды.