Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

Князь понял, что завоевал право пребывания в этом доме.

Счастье – следовало бы сказать – серьга, не приходит одно.

На другой день утром полицейский комиссар просил позволения видеться с американкой.

Она поняла, что, вероятно, речь будет о другой серьге, и потому поспешила одеться и принять комиссара, который обратился к ней со следующими словами:

– Одна особа, желающая скрыть свое имя, просила меня передать вам потерянную серьгу.

– Покорно благодарю, – отвечала американка, – но позвольте сказать вам, что я не теряла этой серьги, ее взяли у меня. Человек, осмелившийся назваться секретарем префекта полиции…

– Да, я знаю всю историю. Тут есть какая-то тайна. Быть может, простая шутка. Но, как бы то ни было, вот ваша серьга. В префектуре уже известно, что вчера вы получили другую от князя Эндерберга.

– Ваши агенты настоящие колдуны. Я сама едва верю в получение первой серьги; после посещения князя я проспала до настоящей минуты и теперь еще сомневаюсь, не вижу ли всего этого во сне.

Комиссар поклонился и ушел.

Через несколько минут приехала англичанка.

– Поздравьте меня, – сказала ей американка, – обе мои серьги возвратились домой.

– Будто? – Серьги были показаны. – А если подменили камни?

– О, я узнала б тотчас! Посмотрите, вот почти неприметное пятно в камне и черная точка на оправе. О, мои милые серьги!

И американка поцеловала их.

Глава 8. Костюмированный вечер

Через несколько дней бриллиантовая дама, то есть американка, давала небольшой костюмированный вечер.

Она рассчитывала не более как на двенадцать приятельниц и на двенадцать кавалеров, но оба ее салона оказались битком набиты. Общество было такое, какое бывает во всех салонах; разумеется, к актрисам света примешались актрисы из театра.

Бриллиантовая дама перестала быть хозяйкой, до такой степени во все вмешивались замаскированные гости, но, будучи умна, не сердилась, потому что всем было весело у нее. Во всем хороша неожиданность. Если бы календарь предсказывал нам будущие наши действия изо дня в день, как предсказывают дождь и хорошую погоду, то мы не находили бы никакого удовольствия в жизни. Случай должен управлять балом, как управляет светом.

Американка находила приятным веселиться под маской. Она могла пускаться в самые отчаянные разговоры и вальсы.

Зачем тщеславие посоветовало ей надеть знаменитые серьги?

Ей не хотелось быть узнанной, но вместе с тем она не желала быть принятой за жену парижского буржуа, которая щеголяет серьгами в тысячу франков.

Князь также приехал на бал.

– Я едва узнал вас, – сказал он американке, – но это неудивительно, я не узнаю самого себя в этой толкотне; берегите серьги, потому что вам станут говорить о них небывалые вещи.

И с этим исчез.

Молодой турок, знаток бриллиантов и совершенно незнакомый с американкой, сказал ей мимоходом:

– Зачем ты нацепила себе в уши два стеклышка? Жаль, потому что остальной костюм сделан Вортом.

– Как два стеклышка! Советую тебе подарить такие стеклышки той женщине, которая будет иметь несчастье сделать себя счастливым.

– Не знаю, буду ли я иметь несчастье составить счастье женщины, но у моей жены не будет ни поддельных бриллиантов, ни поддельного жемчуга.

При этом турок пристально смотрел на серьги.

– Вы ювелир Жосс, – сказала американка. – И отвернулась, чтоб скрыть свой гнев. – Животное! Зачем он сказал, что мои бриллианты поддельные? Уж не хочет ли купить их у меня?

В эту минуту вошла с шумом девица Подсолнечник. Последний ее поклонник был принужден привезти эту особу вместо своей жены. Она обещала быть скромной, говорить правильно, как академик, танцевать прилично и пить только воду за ужином.

Но едва вошла, как забыла, что находится не у Лаборд; она силой овладела одним из знакомых и увлекла его в бешеный вальс.

Она была одета почти так же, как светская дама; имела великолепные волосы и блестящие под маской глаза, поэтому неудивительно, что на нее обратились взоры всех.

Старались угадать ее имя, всякий утверждал, будто узнал ее.

– А вы? – сказала англичанка своей приятельнице. – Можете сказать мне, кто эта маска?

Американка остолбенела и молчала.

– Взгляните на ее серьги, – сказала она англичанке.

– Боже мой! Это ваши серьги.

Американка уже два раза ощупывала себе уши.

– Проклятые бриллианты! Они уморят меня.

– Это продолжение комедии.

Американка поспешила отыскать турка, имея в виду посоветоваться с ним.

Между тем вальсер приходил в восхищение от серег Подсолнечника.

– Странно, – сказал он, – здесь есть еще точно такие же серьги.

– Полноте! Мне подарил их князь.

– Может быть, он же подарил и госпоже ***.

Вальс окончился, и Подсолнечник попросила своего кавалера показать ей серьги, о которых он говорил.

В ту же минуту к ним навстречу шла американка с турком.

Можете представить себе встречу этих двух звезд.

Все старались узнать, кто они.

– Какая женщина имеет серьги, подобные моим, – сказали они обе разом и потом прибавили: – У нее фальшивые.

Американка нагнулась к Жоссу.

– Ну, что вы скажете о бриллиантах этой дамы?

– Не нужно быть знатоком, чтобы признать ее бриллианты такими же поддельными, как ваши.

– Невозможно!

– Клянусь вам, это осколки хрусталя, великолепно ограненные и оправленные. Их называют теперь американскими бриллиантами.

Хотя кавалер Подсолнечника не был ювелиром, однако рискнул сказать ей:

– Ведь эти бриллианты поддельные?

– Поддельные!!! За кого же вы меня принимаете? За дурочку? Не знаю, какие бриллианты у этой дамы, но мои настоящие. – И, подойдя к американке, сказала ей: – Не правда ли, моя милая, что у меня настоящие бриллианты, а у тебя поддельные?

– То же самое я хотела вам сказать, – отвечала американка.

Турок намеревался примирить их, сказав правду, но ни та, ни другая не хотели уступить, пока им обеим не пришла одна и та же мысль.

– Нас обманули, – объявила Подсолнечник, – и я бешусь на себя за то, что позволила одурачить себя князю Эндербергу.

Она скинула серьги, бросила их и начала топтать.

Американка едва не упала в обморок.

– И, однако, – сказала она грустно, – у меня были серьги, стоившие двести пятьдесят тысяч франков. У кого они?

Они были у князя Эндерберга, который исчез на другой день на рассвете. Но если хотите иметь о нем сведения, то обратитесь к Роберту Амильтону.

Я же скажу, что они одно и то же лицо.

А Матильда-тряпичница? Заняла она место Подсолнечника? Нет. Амильтон погрузился в грязь, между тем как Матильда, гоняясь за поклонниками и приобретая образование, становилась с каждым днем выше мрака и дурной жизни. В ней преобладал дух над плотью, и если она жила грехом, то ненавидела грех.

Книга двадцать пятая. Девица де