Вера Крыжановская - Царица Хатасу

Нейта, задыхаясь, слушала его. Она не сомневалась больше.

— Ты, ты, Хартатеф, соглашаешься спасти его? Но каким образом и какой ценой?

— Средство очень простое: я явлюсь к нему ночью и, объяснив ему, что я друг, уложу его в ящик для мумии. Никто не заподозрит ничего, и на глазах у всех я отвезу его в какой — нибудь город, где он мог бы присоединиться к какому — нибудь каравану, отправляющемуся в Вавилон или Тир. Что же касается награды (он наклонился и устремил огненный взор в смущенные глаза молодой женщины), то ею будешь ты сама, так как я никогда не переставал любить тебя. Твой брак с Хоремсебом в любом случае будет расторгнут, а Саргон умер. Таким образом, ничто не мешает тебе стать моей женой по окончании траура. Обещай мне стать моей женой, и я спасу того, кого ты любишь.

— О! Не счастье приношу я любящим меня людям, а гибель и смерть! Тем не менее, если ты хочешь связать свою жизнь с моей роковой судьбой, то пусть твое желание исполнится. Спаси Хоремсеба, и я буду твоей женой. Вот тебе моя рука как залог моего слова. Только позволь мне повидаться с ним в последний раз, прежде чем он навсегда покинет Египет.

Хартатеф крепко пожал ее руку и, удерживая в своей, серьезно сказал:

— Конечно, я ни на минуту не задумался бы устроить тебе это свидание, но суди сама, возможно ли это. Ты не можешь покинуть Фивы, а привезти сюда беглеца было бы почти смертельным риском. Если мы хотим избавить его от ужасной участи (его будут пытать и замучают живым), то нужно…

Нейта хрипло вскрикнула.

— Замучают живым! Да, да, Хартатеф, дай ему возможность как можно скорей бежать из Египта. Я не хочу его видеть, лишь бы только он был спасен. Но удастся ли тебе это одному? И чем несчастный будет жить?

— Успокойся! Меня будут сопровождать несколько верных людей, и я снабжу Хоремсеба суммой, которую мы вместе определим. В Тире же или в Вавилоне он найдет поддержку у жрецов Молоха. Я принесу тебе от него письмо в доказательство того, что я сдержал свое слово.

Хартатеф встал:

— Я должен отправляться. Каждая минута дорога. Прощай, Нейта! Чтобы приобрести тебя, я рискую своей головой, но ты для меня дороже жизни. Да помогут мне боги снова благополучно свидеться с тобой!

Он быстро привлек к себе Нейту, поцеловал ее и бросился вон из павильона. В дверях он остановился и помахал ей рукой на прощание.

— До свидания! Моя невеста!

Разрываясь между страхом, надеждой и мрачным унынием, Нейта ушла в свою комнату и запретила впускать кого бы то ни было.

Как Роанта рассказывала своей подруге, Изиса вернулась в Фивы под покровительством Хартатефа, Жрецы позволили молодому человеку приютить в своем доме сироту, которую он спас от неизбежной смерти. Выздоравливающую поместили в небольшую комнату, выходившую в довольно большой сад. Старой экономке было поручено ухаживать за ней.

Узнав об этом, обуреваемая недоверием и ревностью, явилась Ганофера с предложением своих услуг для ухода за больной. Находясь под странной властью мегеры, Хартатеф принял предложение.

Изиса очень изменилась. Она была необыкновенно бледна и слаба, а остриженные волосы делали ее похожей на мальчика.

Рансенеб и Рома посетили Изису. Исследовав рану и задав ей несколько вопросов, они уверили молодую девушку, что ей не грозит никакая опасность и что ее призовут к допросу только тогда, когда она окончательно отдохнет и окрепнет.

После ухода жрецов Изиса осталась одна. Несмотря на страшную усталость, она вышла в сад.

Наступила ночь, но ароматная свежесть была так приятна, что девушка и не думала возвращаться в дом. Шум шагов и разговор двух мужчин вывели Изису из созерцательного оцепенения. Она прислушалась и узнала Хартатефа и Сменкару, прогуливавшихся взад и вперед по рощице. Внезапно она вздрогнула и, сильно подавшись вперед, стала внимательно вслушиваться в их разговор, Чем больше она слушала, тем сильнее было ее негодование. Выражение гнева и удивления появилось на ее бледном лице. Когда наконец шаги собеседников замерли вдали, она побежала к себе, В темноте из — за сильного волнения она сбилась с дороги. Когда же при свете луны она сориентировалась и пришла, то упала в обморок от истощения и перевозбуждения.

Была уже глубокая ночь, когда девушка пришла в себя. Хлопотавшая около нее Ганофера с любопытством стала расспрашивать, что случилось.

— Ах, — сказала она, слабым голосом, — хотят освободить Хоремсеба и избавить его от заслуженного наказания.

— Ты бредишь, дочь моя! Кто станет освобождать злодея, голова которого оценена в пять серебряных талантов?

— Твой муж и Хартатеф хотят помочь ему бежать в Вавилон, спрятав его в ящик для мумии. Они сговорились с какой — то женщиной, которая в благодарность за эту услугу выйдет за Хартатефа замуж.

Бронзовое лицо мегеры сразу вспыхнуло. Нахмурив брови, она наклонилась к Изисе и заставила рассказать слово в слово все, что той удалось подслушать из разговора.

— Я не могла слышать всего, так как они ходили по аллее, то удаляясь, то приближаясь, но суть разговора была именно такая.

— Я не сомневаюсь в этом. Этот осел Хартатеф неисправим, — сказала Ганофера с хриплым смехом. — Что же касается старого осла Сменкары, он определенно не может жить без интриг. Но успокойся, Изиса. Предоставь мне помешать делу, которое я не одобряю и которое принесет моему достойному супругу такие пощечины, каких он еще никогда не получал. Если оба дурака еще не уехали, как ты думаешь, то они не тронутся из Фив. В противном случае они только даром проездят в Мемфис и обратно.

Маленькое расследование убедило Ганоферу, что мужчины действительно уехали в заранее приготовленной лодке. Вне себя от гнева, она придумала самое верное средство помешать исполнению их проекта. Как только начало слегка светать, она отправилась в храм Гаторы и потребовала свидания с Ромой. С нескрываемым удивлением молодой жрец выслушал странный донос. Несмотря на недомолвки, это дело было ему так же понятно, как и Ганофере.

Строго приказав ей молчать, он отпустил Ганоферу, а сам, не тратя времени, отправился в храм Амона и сообщил обо всем главному жрецу. Немедленно были сделаны необходимые распоряжения, и через два часа в Мемфис отправился гонец с письмом к Аменофису, которое содержало предписание с как можно меньшим шумом помешать побегу, если не удастся предупредить его. Хартатеф был обрисован, как сумасшедший, ум которого омрачен слепой любовью и которого справедливее было бы спасти от самого себя, чем уничтожить.

Глава XXXI. Чародей во власти теней — мстительниц