Генрих Шумахер - Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона

Тихий шепот таился в деревьях и кустах. Вдали сверкала сквозь шелестящие камыши блестящая гладь пруда. Слышались какие-то сдержанные рыдания, жалобные вздохи.

Стоя на террасе, Эмма чувствовала, как с ее уст слетают слова Джульетты:

Уходишь ты?.. Еще не скоро день!Не жаворонка пенье испугалоТвой чуткий слух, а пенье соловья!Он каждый день на яблоне гранатнойУ нас в саду свои заводит песни.Так не пугайся, милый мой, напрасно!Клянусь тебе, что это — соловей.

Но что это? Из парка послышался ответ:

Нет, ангел мой, то жаворонка голос;Предвестник утра, он поет всегдаПеред зарей. Взгляни, как на востокеОзарены рассветом облакаИ в небе гаснут робкие светила!Веселый день уж золотит вершиныОкрестных гор. Пора!.. Остаться дольшеМне будет стоить жизни.

Эмма испуганно повернулась, готовая бежать. Но кто-то уже взлетел по ступенькам террасы, две руки обхватили ее, и к ней склонилось юное лицо.

— К чему убегать, прелестная Джульетта? Ромео здесь и просит тебя остаться! — Незнакомец, смеясь, пододвинул ее в полосу лунного света, чтобы лучше рассмотреть лицо. — Черт возьми, да она прехорошенькая, эта Джульетта! Откуда ты выкопала ее, Арабелла?

У подножия террасы, где за густым кустарником было сооружено ложе из подушек и одеял, показалась фигура мисс Келли. Она медленно приблизилась к ним.

— Разве я не рассказывала вам про нее, Джордж? Я встретила ее в мае в Уэльсе.

— Ах, вспоминаю! Ромни был в полном восторге. И он прав! Она — красавица. Могу я поцеловать ее, Арабелла? — И он жадно склонился к губам Эммы.

Эмма была словно оглушена услышанным. Ведь это был принц!.. Сын короля, сам король в будущем, держал ее в своих объятиях!.. Но когда его горячее дыхание коснулось ее лица, она вздрогнула и уперлась обеими руками в его грудь.

— Пустите меня! — крикнула она задыхаясь. — У вас нет никаких прав на меня! Я не ваша возлюбленная!

Но принц не выпускал ее. Он с силой схватил ее за голову и пытался притянуть к себе. На его красивом лице горело мальчишеское бешенство.

— Да не дури ты, девка! — крикнул он, борясь с Эммой. — Если джентльмен Джордж захотел поцеловать твои губы, то это только честь для тебя и удовольствие для твоих губ. Держи ее за руки, Арабелла! Она сильна, как мужик.

Мисс Келли подошла к ним совсем близко, ее черные глаза пылали, а полные плечи вздрагивали из-под ночного наряда.

— Ты ребячишься, Эмма! Чего ты противишься? Целуйте ее, Джордж, не стесняйтесь! Кто обладает госпожой, тот имеет право и на горничную!

Она сказала это смеясь, с явной иронией. Принц с изумлением отстранился, словно близость к Эмме запятнала его.

— Горничная? Она горничная?

Мисс Келли погрозила ему пальцем:

— Да, да, Джордж! Чрезмерная смелость может даже принца привести к печальным последствиям. Но успокойтесь: я только пошутила. Вам не к чему бежать мыть руки. Эмма — моя подруга и хочет стать актрисой, поэтому с ней вполне можно завести интрижку. Если хотите, можете поиграть с ней в Ромео и Джульетту!

Как видно было, она хорошо знала принца: его мальчишеский гнев так же быстро рассеялся, как и вспыхнул.

В Ромео и Джульетту? Недурно! Роль Ромео я знаю наизусть. Ночь прекрасна, Джульетта прекрасна не менее, а с некоторой долей фантазии наш парк можно вообразить себе садом Капулетти.

— Ну а кормилица? — спросила мисс Келли. — Это буду я?

Джордж захихикал:

— Арабелла Келли в качестве кормилицы — великолепно! Вообще эта идея нравится мне. Ромео — между Джульеттой и кормилицей на балконе, не зная, которую из двух ему выбрать. Обе женщины — в сумасшедшем любовном соревновании. Разумеется, кормилица имеет перед Джульеттой все шансы, как испытанная артистка в делах любви. Чудная сцена, достойная Боккаччо! Давай начнем, Арабелла, а маленькая застенчивая Джульетта пусть посмотрит и поучится любви.

Принц обнял мисс Келли обеими руками и принялся импровизировать:

Приди ко мне, приди, наставница моя!Кто опытом в любви с тобой сравняться может?И персей пусть твоих мятежная волнаМне душу страстью растревожит…

Он разорвал на ней платье и погрузил лицо в трепещущую зыбь полных форм мисс Келли.

Она спокойно допустила его, а когда принц сделал маленькую паузу, воскликнула:

— Ей-богу, Джордж, вы преподносите мне каждый день новый сюрприз! Да ведь вы поэт! Вы сочиняете стихи, словно Шекспир!

— Не правда ли? — сказал принц, тщеславно улыбаясь. — Что, если бы это узнал мой августейший папаша! Он ненавидит все, что пахнет поэзией, и с удовольствием нагрузил бы корабль философами и поэтами с тайным приказанием пустить этот корабль со всем грузом посередине океана ко дну. Знаешь ли ты, что он сказал недавно мисс Бирн? — Принц несколькими движениями придал своей фигуре разительное сходство с королем и заговорил, подражая его голосу: — «Вольтер — чудовище, а Шекспир — да читали ли вы когда-нибудь нечто более скудоумное? Что? Что? Что вы скажете? Что? Разве это не отвратительные писания? Что? Что?» — Принц с неподражаемой язвительностью воспроизводил эти ребячливые «что? что?» старого короля и потом прибавил: — Разумеется, он не выносит этих людей, которые без всякого почтения заглядывают прямо в сердце коронованным особам и представляют их обыкновенными людьми со свойственными всем и каждому недостатками и пороками. Он твердо верит в то, что он царствует «Божией милостию».

Эмма удивленно слушала слова принца. Он казался ей отвратительным и ничтожным в этой хвастливой болтливости. И в каком тоне он осмеливался говорить о короле, своем отце!

Она забыла, кто она и кто он, невольно откинула голову, сверкнула на него рассерженным взглядом и резко сказала:

— Вы высмеиваете принципы своего батюшки, принц! Но во что вы будете верить сами, когда станете королем?

Принц посмотрел на девушку с удивлением, но без малейшего неудовольствия.

— Ты слышала, Арабелла? У крошки, оказывается, тоже имеется язык! Ну-с, несравненная Джульетта, я буду верить во все, что мне предпишет парламент, а лично сам я буду королем милостью веселого божества. Амур, Вакх и Аполлон будут моей троицей. Да что ты смотришь на меня с таким отчаянием, целомудренный ангелочек? Разве ты никогда не слыхивала о знаменитом билле десяти заповедей, который хотел внести в парламент премьер-министр его величества, сэр Роберт Уолпол? Во всех десяти заповедях маленькое слово «не» должно было быть вычеркнуто! Как жаль, что из этого ничего не вышло! Конечно, мы и без того крадем, убиваем и нарушаем супружескую верность, но без этой приставки «не» грешники могли бы спать спокойно. Нет, Арабелла, ты только посмотри на крошку! Она великолепна! Бледное лицо… и испуганные глаза!