Филиппа Грегори - Другая Болейн

— Нет, — говорит она коротко.

Понимает, что я собираюсь спорить.

— Прекрати, — просит раздраженно. — Если уж я не могу попросить как сестра, то прикажу как королева. Разве ты сама не хочешь побыть со мной? Я же тебя навещала.

— Ты увела моего любовника, пока я рожала ему сына.

— Мне велели. Ты на моем месте сделала бы то же самое. Мария, я без тебя не обойдусь. Как можно убегать, когда ты нужна?

— Зачем я тебе?

Румянец исчез, она бледна как мел.

— Что, если роды убьют меня? Вдруг что-нибудь пойдет не так и я умру?

— Анна…

— Нечего меня жалеть. Зачем мне твое сочувствие? Просто будь здесь и защити меня.

— О чем ты?

— Если они смогут извлечь ребенка, убив меня, я и пенса не дам за свою жизнь, — говорит она с горечью. — Принц Уэльский важнее королевы. Королева всегда найдется, а принцы нынче редки.

— Но как я смогу их остановить? — слабо протестую я.

— Знаю, от тебя толку мало, но ты же сумеешь позвать Георга, а он скажет королю, и меня спасут.

Ее безрадостный взгляд на жизнь заставляет меня замолчать. Но, вспомнив о собственных детях, я ставлю условие:

— Ребенок родится, с тобой все будет в порядке, а я уеду в Гевер.

— Когда ребенок родится, можешь идти к черту.

Оставалось только ждать. Но в эти жаркие дни лета, когда, казалось, ничего не может произойти, из Рима пришли ужасные новости. Папа в конце концов принял решение против Генриха — король должен быть отлучен от церкви.

— Что? — спросила Анна.

Дурные вести принесла жена Георга Джейн Паркер, только что ставшая леди Рочфорд. Она обо всем узнавала первой.

— Отлучение от церкви! — Даже она была потрясена. — Все англичане, сохранившие верность Папе, не должны подчиняться королю. Может напасть Испания. Это будет священная война.

Анна побелела, как жемчуг на ее шее.

— Уходи, — вмешалась я. — Как ты смеешь являться сюда и тревожить королеву?

— Поговаривают, она и не королева вовсе. — Джейн уже шла к дверям. — А если король бросит ее?

— Убирайся! — заорала я и кинулась к Анне.

Она заслонила живот рукой, защищая ребенка от беды. Я ущипнула сестру за щеку, ее ресницы дрогнули.

— Он заступится за меня, — прошептала Анна. — Кранмер сам обвенчал нас, короновал, нельзя же все отменить.

— Конечно нет. — Уверенности мне не занимать, а у самой в голове: „Еще как можно, кто станет спорить с Папой, когда в его руке — ключи от Рая. Король подчинится. И первой жертвой будет Анна“.

— Господи, хоть бы Георг был здесь, — простонала Анна. — Если бы он был дома!

Через два дня брат вернулся из Франции, привез паническое письмо от дядюшки с требованием ответа — что делать дальше, как вести переговоры, как преодолеть гибельный кризис. Король отослал Георга обратно с приказом дяде немедленно прервать переговоры и вернуться в Лондон. Все мы замерли в ожидании.

Дни становились все жарче. Строились планы, как защитить Англию от испанского вторжения, священники как ни в чем не бывало читали проповеди, но сами не знали, на какой они стороне. А некоторые церкви вообще закрылись, пережидая кризис, никто не мог ни исповедоваться, ни помолиться, схоронить умершего или окрестить ребенка. Дядя Говард просил короля отпустить его обратно во Францию — умолять Франциска урезонить Папу. Никогда я не видела дядю в таком ужасе. Один Георг оставался спокоен и перенес все свое внимание на Анну.

Как будто он решил, бессмертная душа короля, будущее Англии — слишком высокие материи. А вот охранять ребенка во чреве сестры — дело полезное.

— Это единственная гарантия, — заявил мне брат. — Родится мальчик — мы в безопасности.

Каждое утро он являлся к Анне, садился рядом с ней на кушетку в амбразуре окна. Если в комнату входил Генрих, Георг сбегал, но как только король уходил, Анна откидывалась на подушки и звала брата. Она никогда не показывала Генриху, какое напряжение испытывает. С ним она была, как всегда, обворожительной. Сразу же показывала характер, если он осмеливался спорить, и ничем не выдавала свой страх. Никто не знал, как она боится, кроме нас с братом. С королем она оставалась свежей, очаровательной, кокетливой. Даже на восьмом месяце она могла так стрельнуть глазами, что у мужчины дух захватывало. Мне приходилось присутствовать при ее разговорах с королем, и я видела — каждый жест, каждое слово посвящено тому, чтобы доставить ему удовольствие.

Ничего удивительного — как только король покидал комнату и отправлялся на охоту, она откидывалась на подушки, требовала снять ей чепец, обтереть лоб.

— До чего же жарко!

Конечно, Генрих отправлялся на охоту не в одиночестве. Анна могла быть сколь угодно обворожительной, но беременность не позволяла ей спать с королем. Генрих открыто ухаживал за леди Маргаритой Стейн, и Анна скоро об этом узнала.

Когда он пришел навестить Анну, его ждал суровый прием.

— Удивляюсь, как вы смеете мне на глаза показываться, — вот что услышал король, как только уселся рядом с ней. Генрих обвел глазами комнату, придворные отступили на шаг и притворились глухими, дамы отвернулись, чтобы дать королевской чете иллюзию уединения.

— Мадам?

— Слышала, вы подцепили какую-то потаскушку?

Генрих оглянулся, заметил леди Маргариту. Взгляд в сторону Уильяма Брертона — и опытнейший придворный предложил леди Маргарите руку, увлек ее на прогулку по берегу реки. Лицо Анны насмерть перепугало бы менее храброго человека.

— Что вы сказали, мадам? — осведомился Генрих.

— Я этого не потерплю, — заявила Анна. — Она должна покинуть двор.

Генрих встал, покачал головой.

— Вы, кажется, забыли, с кем разговариваете, — произнес он. — Дурной нрав не соответствует вашему положению. Разрешите пожелать вам хорошего отдыха, мадам.

— Это вы забыли, с кем разговариваете! Я, ваша жена и королева, не желаю терпеть пренебрежение и обиду при моем собственном дворе. Эта женщина уедет!

— Никто не смеет мне указывать!

— Никто не смеет меня оскорблять!

— Кто вас оскорбил? Леди всегда относилась к вам с величайшим вниманием и учтивостью, а я остаюсь вашим преданнейшим супругом. Какая муха вас укусила?

— Я не потерплю ее при дворе! Не позволю так со мной обращаться!

— Мадам, — король был страшен, — женщина, куда более достойная, чем вы, терпела гораздо больше и никогда не жаловалась. И это вам отлично известно.

Она была так сердита, что сначала даже не поняла, о ком это он. А когда поняла, вскочила на ноги и закричала на него:

— Как вы смеете даже упоминать о ней! Сравниваете меня с женщиной, которая никогда не была вашей женой!