Барбара Картленд - Слушай, смотри, люби

— Ну да. Это то, что я всегда делаю со своими картинами, чтобы не оставлять свидетельств своего… несовершенства.

— Но так нельзя! — воскликнул герцог.

Он отдал ей картину, которую все еще держал в руках.

— Вот вам ваша работа, заканчивайте ее, а я прослежу за тем, чтобы у вас была возможность написать еще несколько, пока вы гостите у меня.

Темпера смотрела на него, не зная, что ей говорить или делать. Она не видела ничего предосудительного в том, чтобы принять несколько холстов в подарок от герцога, и в то же время была уверена, что этого разговора между ними вообще не должно было быть.

Все это никак не вязалось с той ролью, которую она на себя взяла.

— Могу сказать вам, что хотя я и являюсь меценатом и покровителем искусств и в какой-то мере авторитетом в этой области, — сказал герцог слегка насмешливым тоном, — мне никогда еще не случалось обеспечивать художников холстами.

— Тогда, быть может, вашей светлости не стоит и начинать, — сказала Темпера.

— А почему бы и нет? Я просил бы только в благодарность за то, что вы называете моей щедростью, разрешения видеть ваши работы, когда вы их заканчиваете.

— Я бы… предпочла, чтобы вы… их не видели.

— Но я хочу их видеть. У вас очень необычный дар, мисс?..

Он улыбнулся:

— Вы себя не назвали.

— Темпера, — сказала она и после небольшой паузы добавила: — Райли.

— Темпера, — повторил он. — Какое необычное имя! Впрочем, в вас все необычно. Я уверен, нет необходимости рассказывать вам, что этот вид живописи характеризуется блеском и прозрачностью, которых невозможно достичь никаким другим способом.

— И трещины на таких картинах, как считается, образуются реже, но этого нельзя утверждать наверняка.

Говоря это, она подумала, как глупо было с ее стороны, изменив фамилию, назвать свое собственное имя.

Такое имя, как Темпера, мог дать своей дочери только художник, и она поступила крайне неосторожно, отвечая герцогу не подумав.

Герцог засмеялся, а потом задумчиво сказал:

— Я еще не встречал никого по имени Темпера. Очаровательное имя, мисс Райли, подобающее, как и следовало ожидать, такой необычной особе, как вы.

— Но во мне нет ничего необычного. Я хочу только служить ее милости, как она того от меня ожидает. Побывать в южной Франции для меня огромная честь, ваша светлость, и я надеюсь, я не сказала ничего лишнего или… неподобающего.

— О вас ничего нельзя сказать наверняка, мисс Райли, — сказал герцог.

— Благодарю вашу светлость за снисхождение.

Темпера сделала реверанс и пошла по извилистой тропинке среди кипарисов, которая и привела ее к замку.

У нее все время было такое чувство, что герцог следит за ней взглядом, и она с трудом заставила себя не оглядываться.

Только скрывшись в тени деревьев, она спросила себя, как такое могло случиться?

Как она могла разговаривать с герцогом так легко и непринужденно?

Он, должно быть, нашел ее весьма странной камеристкой, если еще не кем-то похуже, а ни ей, ни мачехе совсем не нужно, чтобы он так думал.

— Не надо мне было сюда приезжать, — сказала Темпера вслух.

Но, даже произнося эти слова, она знала, что это ложь.

Глава 3

Когда Темпера вернулась в замок, голова у нее кружилась так, что было невозможно собраться с мыслями.

Как она могла так откровенно проговориться герцогу?

Потом она решила, что он никак не может связать ее с ее отцом, в конце концов, может же камеристка, как и любая другая прислуга, обладать талантом.

Это соображение, впрочем, ее не успокоило, и все время до возвращения леди Ротли из Монте-Карло Темпера вспоминала свой разговор с герцогом и сожалела, что он состоялся.

Герцог, несомненно, был самым красивым и привлекательным мужчиной из всех, кого она только видела, но она с первого же взгляда заметила, было в нем еще что-то, что отличало его от других красивых мужчин.

Не потому ли он показался ей особенным, что она смотрела на него сквозь призму его картин? Может быть, в ее воображении вокруг него создался ореол, которого он и не заслуживает?

Коллекцию-то собрал его отец, и следовало ожидать, что он оценил ее по достоинству. Но это не означает, что он сам знаток и ценитель, подобный ее отцу, чьи суждения пользовались общим признанием и уважением.

«Будь герцог подлинным ценителем живописи, — твердила себе Темпера, — его бы не заинтересовали ее любительские картинки».

Она смотрела на свою неоконченную работу и видела, что, хотя получилось и неплохо, это никак нельзя назвать даже подражанием де Хему, которого упомянул герцог.

Она умела довольно точно копировать великих мастеров, и поскольку ее обучали специалисты, ее работы были по-своему хороши.

Но она знала, что у нее нет той искры гениальности, по которой отец всегда умел отличить подлинник от подделки.

— Я сама не что иное, как подделка, — сказала себе Темпера и подумала, что это справедливо во всех смыслах.

Она ненастоящий художник и ненастоящая камеристка. Будь герцог более проницателен, он бы и сам догадался.

Темпера вздрогнула от страха.

Она бы никогда себе не простила, если бы лишила мачеху возможности выйти за герцога.

Она ходила по комнате леди Ротли, и впервые со времени приезда в замок вид из окна ее не радовал.

Она пыталась придумать какое-нибудь объяснение, которое мачеха смогла бы дать герцогу, когда он спросит о ее камеристке, ведь она не сомневалась, что это обязательно произойдет.

Леди Ротли вернулась с самыми приятными впечатлениями от прошедшего дня.

— У герцога фантастическая яхта! — восторгалась она. — Такая огромная, комфортабельная, а Монте-Карло оправдало все мои ожидания. До чего же мне здесь нравится, Темпера!

— А герцог почему-то вернулся один, — заметила Темпера.

— А ты откуда знаешь? Он сказал, что терпеть не может Монте-Карло, и мы оставили его на яхте. Когда мы вышли из казино, нас ожидали экипажи.

— Герцог застал меня в саду и говорил со мной.

— Вот как? — совершенно спокойно сказала леди Ротли. — Так теперь ты знаешь, как он хорош? В казино был еще один очаровательный человек, который завтра приедет сюда.

— Ты, кажется, не понимаешь, о чем я тебе толкую, матушка, — проговорила Темпера медленно. — Герцог увидел меня, когда я писала картину, и я уверена, что он счел это странным занятием для камеристки.

— А почему тебе нельзя заниматься рисованием, если хочется? — Леди Ротли изучала свое отражение в зеркале. — В конце концов, все камеристки вышивают. Не вижу большой разницы между вышивкой и рисованием.