Бертрис Смолл - Разбитые сердца

— Ты храбро шел. — Помолчав, он заговорил снова: — Если лошади здесь редкость, а это, кажется, именно так, то нам понадобятся деньги. — И, открыв простую кожаную сумку, висевшую на таком же простом кожаном поясе, принялся пересчитывать монеты. Потом, собрав их вместе, вымолвил: — Потеря лошадей и вынужденная пешая прогулка нас немного задержали. Провоз вниз по течению Рейна будет стоить денег, и к тому времени могут просочиться сведения о нас. Нам срочно нужны деньги. Лучше быть готовыми ко всему. У меня есть две вещи, годные для продажи… — Он запнулся и улыбнулся мне. — У тебя случайно нет секретной кубышки?

Я признался в полном отсутствии денег.

— У меня есть вот это, — сказал он, хлопнув по грязному столу перчатками, — и еще пояс. — Его рука потянулась к талии — под туникой был вышитый пояс, над которым трудилась Беренгария во время долгого ожидания. Он был сделан из голубого бархата, усиленного вязаной лентой из конского волоса, с подкладкой из мягкой замши, вышитый золотыми и серебряными нитками, с узором из жемчужин и сапфиров. Я помнил, как она часами сидела за работой, старательно подгоняя стежок к стежку, как внимательно следила за работой искусного мастера, сверлившего мельчайшие отверстия в камнях, а в конце концов пожертвовала своей бриллиантовой брошью для изготовления пряжки. Было очень жалко его продавать, тем более что у Ричарда еще оставались деньги.

— Это маленький городок, — заметил я. — Настоящую цену за пояс здесь не получить.

— Тогда перчатки, — сказал он и посмотрел на них с любовью и сожалением. Когда-то великолепные, теперь они пообтрепались от долгой носки. Сделанные из плотной козлиной кожи, отлично выкроенные, крепко сшитые, перчатки были еще целыми и не потеряли формы, но кожа на ладонях потерлась, а нитки, удерживавшие жемчужины, кое-где порвались; несколько жемчужин потерялось, узор их был нарушен. Ричард взял нож и аккуратно подрезал торчащие нитки.

— Единственный роскошный предмет моего гардероба, — проговорил он. — Расставаясь с ними, я иду против всех своих чувств и желаний. — И снова рука его потянулась к талии. Помня о значительном количестве золота в его поясной сумке и его отношении к деньгам, граничившим с панической скупостью, в особенности когда речь шла о личных расходах, я спросил:

— Зачем продавать их, да еще в таком маленьком городишке? У вас ведь еще есть деньги!

— Я смотрю вперед. Сейчас не время для сентиментальности.

— Тогда я пошел на базар, — предложил я, быстро положив руки на перчатки. — Мое дело предупредить.

Рыночная площадь находилась рядом с венской дорогой. Для начала я зашел в ларек с разными безделушками и украшениями, и, едва увидев, что я собираюсь не покупать, а продавать, похожий на гнома человечек замахал руками и выпроводил меня на улицу со словами, звучавшими как ругательства, словно я был заблудившимся бычком. По другую сторону широкой площади я увидел лавку, в витринах которой были выставлены изделия из кожи. Более приветливый человек взял перчатки, повертел их, задержал взгляд на жемчужинах, покачал головой, осматривая потертые ладони и места, где не было ниток.

Пока он раздумывал, какой-то горожанин, шагавший к лавке через площадь, подошел к нам. Это был невысокий полноватый мужчина, одетый в бархат. За ним следовали три маленькие собаки, подобных которым мне видеть еще не приходилось. Туловище у них было в два раза длиннее, чем у известных мне, а лапы очень короткие, причем передние — кривые. У них были висячие уши, яркие, умные глаза, а шкура такая гладкая, прилизанная и лоснящаяся, что они казались тоже одетыми в бархат. Собаки выглядели не менее экзотично, чем, скажем, носороги.

Хозяин лавки, многозначительно взглянув на меня, отложил перчатки и занялся пришедшим. Собачки остановились рядом со мной и стали теребить мои штаны толстыми тупыми лапами. Я нагнулся к ним, а выпрямившись снова, увидел, что хозяин собак примеряет перчатки, с интересом и одобрением рассматривая их. Они с лавочником говорили на своем языке, и, не понимая ни слова, я сообразил, что он нашел именно то, что искал. Дело кончилось тем, что он открыл кошелек, вынул две золотые монеты, с вопрошающим видом протянул их ко мне на ладони, а потом положил на край прилавка. Это было вдвое больше того, что мог надеяться получить за них разумный человек, и я пришел в восторг, но почему-то колебался. Человека, жившего изготовлением и продажей кожевенных товаров, как мне показалось, едва не хватил удар. Но хозяин собак повернулся и зашагал обратно через площадь, а хозяин лавки пожал плечами, развел руками и улыбнулся. Я взял монеты, поблагодарил его и направился обратно в гостиницу. Подойдя к двери, я заметил, что одна собака шла следом за мной. Я нагнулся, коснулся бархатной головы, где кожа была собрана в морщины густо-золотистого цвета, и сказал: «Ступай домой. Иди к хозяину», потом помахал рукой в знак прощания и вошел в гостиницу.

— Ну, как? — спросил Ричард.

— Продал. И очень удачно. На них случайно обратил внимание прохожий горожанин с полным кошельком. — Я с гордостью выложил на стол два золотых.

— Мне они сейчас не нужны. Лучше, если ты будешь держать их у себя, Блондель, — проговорил Ричард. — Вдруг случай разлучит нас, а у тебя не окажется денег.

— У меня есть лютня, и я всегда могу песней заработать на ужин.

— Так-то оно так, но, тем не менее, положи эти деньги в свою сумку и держи у себя, пока они нам не понадобятся. А я пойду попробую купить лошадей.

— Я сам пойду, — возразил я, потому что весь этот день мне было не по себе: его могли узнать даже по особенному горделивому взгляду. Слава его была очень велика, а старых солдат хватало повсюду. — Вы должны признать, что торговые сделки удаются мне хорошо, тем более что я приметил одну хорошую лошадь.

— Но ты весь синий от холода, — запротестовал Ричард. Наверное, так и было. Стоял солнечный день, но дул резкий ветер, и еще у прилавка меня пробирала дрожь. — Оставайся здесь, у огня, и прикончи вино. Я приведу лошадей и свистну тебе.

Я соблазнился этим предложением. С самого момента посадки на «Святого Иосифа» я был немного более трезв, чем мне нравилось. Ричард, вероятно, имел в виду не это, но сам он был очень воздержанным человеком, а мне не пристало его перепивать. Поэтому я, как свинья в лужу, повалился на пол, поближе к огню, и начал пить.

В какой-то момент я услышал стук копыт, но свистка не было. Я быстро встал, оставил кружку, закутался в плащ и вышел на улицу, но всадник проехал мимо. Обогнув гостиницу, я посмотрел на одну дорогу, потом на другую, но он уже скрылся из виду. Отгоняя закрадывающуюся тревогу, я подумал, что Ричард не слишком умеет торговаться и что для ожидающего время всегда тянется долго. Я вернулся к очагу, бросил в огонь сухое полено и решил не беспокоиться, пока оно не сгорит. Полено вспыхнуло, быстро выгорело изнутри, и исходившая красным сиянием головешка на моих глазах превратилась в розоватую пыль. Тогда я встал, вышел на улицу и направился в сторону поля, на котором мы видели лошадей.