Летний сад - Полина Саймонс

– Нет!

– Все здесь грязно и постыдно. Ничего святого. Ты не думаешь, что это отражается на тебе? Разве не ты мне говорил, что стал просто рабочей скотиной?

– Вот только не надо возвращать мне мои же слова! Это не так!

– Но это то, что ты делаешь? Создаешь для себя маленькую Красную армию?

– Таня! Лучше тебе замолчать. Я же не вмешиваюсь в то, что ты пытаешься воссоздать в твоей госпитальной приемной, так что не начинай борьбу, которую не сможешь закончить и в которой не можешь победить. – Он вскинул руку прежде, чем она успела произнести хоть слово. – Послушай, я не хочу бросать эту работу. И не сделаю этого. Билл очень хорошо ко мне относится. Я строю семь домов, он дает мне три процента бонусов за каждый. Кто еще так поступит?

– Он тратит вдвое больше на взятки. И потому все твои дома такие дорогие и похожи на картонные коробки. Тебе это кажется нормальным, простые дома низкого качества и тридцать процентов комиссионных? Билл должен давать тебе двадцать пять процентов комиссионных, а не три, учитывая, что без тебя он ни одного дома не сдал бы в срок.

– О, теперь ты настоящий Милтон Фридман, да?

– Кто?

– Бэлкман поговаривает о том, чтобы сделать меня партнером. А если я уйду куда-то еще, мне придется начинать с самого начала и опять ничего не зарабатывать. Так ты представляешь себе счастливого Александра? Послушай, я хорошо работаю, Бэлкман мне доверяет, и никто меня не тревожит.

– Они тревожат меня.

– Не приходи туда! – Александр запнулся. Понизил голос, тяжело дыша. – С меня хватит… хватит разговоров об этом. У тебя что-то еще?

– Кое-что.

– Если ты не выложишь все за одну чертову секунду…

– Ох… – Татьяна сжала руки. – Понятно. Ладно, в таком случае позволь высказаться коротко. Стив не плохой, говоришь ты. Он твой друг. Отлично. Значит, когда твой неприкасаемый друг говорит Аманде, а она потом мне… на свадьбе Синди… Что на мальчишнике ты… – Она ухватилась за перила террасы. – Что ты увел одну из девушек в спальни…

Александр резко встал. Татьяна замолчала. Он даже не моргнул, но что-то изменилось в его лице: оно вытянулось и ожесточилось в одно и то же время. Что-то обрушилось и застыло. Он ничего не сказал, просто смотрел на Татьяну.

– Шура…

– Таня, дай мне секунду.

– Тебе нужна секунда? А я как-то сумела прожить неделю, пряча в себе эти слова!

– Ты знаешь, почему тебе это удалось. Потому что ты знала, что это ложь. – Он закурил очередную сигарету. Его пальцы были напряжены.

– Твое слово против его слова, муж мой, – прошептала Татьяна. – Это все, что у меня есть. Твое слово против его. А ты только что потратил пятнадцать минут, доказывая мне, что он хороший и не врет. Ты работаешь с человеком, который говорит такое, и значит, когда твоя жена это слышит, она верит, что это может быть правдой. Ты хороший друг человека, которому хочется, чтобы твоя жена поверила его словам.

– Оставь меня. – Александр повернулся к ней спиной. – Мне нужно… Просто оставь меня ненадолго.

Остаток вечера он провел снаружи, в своем сарае и в бассейне. Татьяна уложила Энтони, испекла хлеб, заглянула в книгу о Большом каньоне. Она приготовила Александру чай и отнесла ему вместе со свежей сладкой булочкой с джемом из черной смородины, но молча. Сказать было нечего. Она уже все высказала; дни неведения, как всегда, были коротки, и потому Татьяна старалась их продлить.

Уснуть в их кровати без Александра Татьяна не могла. Она прилегла на диване и проснулась нагая, под одеялом, ощущая на себе его руки, слыша его нежный шепот… а потом была уже половина шестого утра, и ей пора было идти на работу. Он встал вместе с ней, приготовил кофе, пока она одевалась, и принес чашку ей в спальню. Они нежно обнялись. Нежно поцеловались. А когда Татьяна уходила, Александр сказал, сидя на кровати:

– И как ты думаешь, что мне теперь делать?

– Оставить их в прошлом, милый. Всех. Ты не можешь их изменить. Оставь их позади и никогда не оглядывайся.

Александр отработал пятницу и субботу, а в воскресенье они пошли на католическую мессу и потом отправились в долгую поездку с Энтони до Седоны, чтобы погулять по каньону Красная Скала. Они пообедали в любимом мексиканском ресторане, поговорили о Большом каньоне, купили испанский кувшин. Вечером вернулись домой и уложили Энтони спать, искупались в бассейне и занялись любовью в прогретой воде. В постели Александр сказал, что не может не пойти на работу в день их годовщины, и Татьяна отвернулась и промолчала, а в понедельник отправилась в госпиталь, а он пошел на работу, как будто ничего и не изменилось.

Но Александр обнаружил, что он стал похож на Татьяну: он не мог смотреть Стиву в глаза. Все отношения между ними свелись к рабочим. Каково состояние дома Шрейнера? Каково состояние дома Килмера? Каково сейчас состояние…

Александр не знал, что делать. До их десятой годовщины, в выходные, оставалось четыре дня! Он купил Татьяне очень дорогое кольцо, хотя только что потратил все свои дополнительные доходы и часть сбережений на экстравагантный бассейн. Он не мог остаться без работы. Он решил, что должен найти способ разделить компанию со Стивом, продолжая работать на его отца. Он также решил не делиться своим планом с Татьяной. По некоторым причинам он не думал, что она согласится.

За день до того, как они поехали на Большой каньон, Александр познакомился с Дадли.

Уолтер, крепежник, кое-что рассказал Александру об этом Дадли, временном рабочем, которого Стив нанял несколько недель назад. Это был поденщик, по словам Уолтера. Никчемный человек, и что-то с ним было не так.

– По слухам, он в бегах. – Уолтер понизил голос. – Говорят, его разыскивают за убийство в Монтане.

– Надо же, – сказал Александр. – Убийство в Монтане?

– Да. Но Стив говорит, что это плюс в его пользу, он работает задешево, делает все и не жалуется. – Уолтер засмеялся.

Дадли оказался высоким мужчиной, такого же роста, как Александр. Он носил ковбойские сапоги и ковбойскую шляпу, которую снял в насмешливом поклоне, – и под шляпой оказались спутанные, очень светлые волосы, связанные в хвост. Лицо заросло жидкой бородой. Он жевал табак, а потом бесцеремонно сплевывал жижу на землю, слишком близко к чужим ногам.

Стив сказал:

– Вам двоим следует о многом поговорить. Дадли и в Европе работал, и был