Ангелочек. Время любить - Дюпюи Мари-Бернадетт

Гильем хотел бы, чтобы вы приехали и осмотрели малыша. Я подозреваю, что он втайне лелеет надежду увидеть вас. Но я все же думаю, что ваши советы помогут улучшить здоровье малыша.

Сообщите мне письмом, когда вы собираетесь приехать. Я буду искренне рада принять вас в мануарии.

Преданная вам Клеманс Лезаж

У Анжелины перехватило дыхание. Побледнев, она сложила листок и спрятала его в карман своего фартука. Она не могла поверить в то, что участь Гильема столь трагична. Этот мужчина, которого она любила, стал калекой в самом расцвете сил.

— Боже мой! — вздохнула Анжелина. — Что с ним будет?

— С кем, мадемуазель? — равнодушно спросила Розетта.

— С Гильемом. Он останется калекой. Господи, как мне его жалко! Он так любил ездить верхом по лесу! Сыновья будут знать отца лишь как озлобленного человека, прикованного к инвалидной коляске. Если бы я не согласилась пойти на свидание, как того требовала Клеманс, этот ужасный несчастный случай не произошел бы.

— Это не ваша вина, — возразила Розетта.

— Как мне хотелось бы убедить себя в этом! Я с нетерпением жду момента, когда буду идти по дорогам Испании, мысленно читая молитвы. Жизнь — странная штука. Я так много страдала! И теперь я счастлива, а вот для Гильема его крестный путь только начинается. В тот день, когда мы встретились около мостков, он был какой-то чудной. Пожалуй, он не контролировал себя, пребывал в каком-то необычном возбуждении.

— Вы считаете, что он тронулся умом?

— Не знаю. Но в тот момент я подумала о приступе безумия. Я поеду в мануарий завтра. Сейчас же напишу Клеманс.

Анжелина распечатала третий конверт. В нем лежал счет на оплату фармакологических компрессов, которые Анжелина заказала и уже получила. Она сложила счет, встала и вынула из ящика лист бумаги, чернильницу и перо.

— Энджи, завтра вы с Луиджи должны обедать у вашего папы, — напомнила ей Розетта.

— Ну что ж, мы придем послезавтра. Я должна увидеться с Гильемом. Надеюсь, Луиджи поймет меня.

Анжелина написала короткую записку и положила ее в конверт.

— Я бегу на почту. Кстати, и счет оплачу. Может, тебе что-нибудь нужно?

— Нет. Не волнуйтесь. Вы можете даже зайти к Анри, чтобы поцеловать его.

Оставшись одна, Розетта отложила книгу и сокрушенно посмотрела на языки пламени. Поглаживая овчарку, лежавшую рядом с ее креслом, Розетта шептала:

— Ты славная собака. У тебя голова не пухнет от вопросов. Ты ешь, спишь, лаешь, когда кто-нибудь приходит. Твоя жизнь, она такая простая. А я не знаю, что делать со своей жизнью. Я не могу никому об этом сказать, особенно мадемуазель Энджи, но что-то сломалось в моем сердце или где-то еще, не знаю. Я думала, что буду счастлива, избавившись от этого ребенка. Но нет! Мне грустно. Очень грустно! И все это, Спаситель, из-за того парня, Виктора. Я была бы рада, если бы он никогда не повстречался на моем пути! В прошлый понедельник он принес мне каштаны в миленькой корзинке, а вчера — фруктовый пирог. Если бы отец не тронул меня, если бы я осталась девицей, я бы иначе относилась к Виктору. Но я навсегда проклята. Да, проклята, черт возьми!

Поговорив доверительно с собакой, позволив себе при этом много языковых вольностей, как говорила Жерсанда де Беснак, Розетта расплакалась. Чтение и вынужденная неподвижность вынудили Розетту снова и снова погружаться в свое горе, от которого до падения ей удавалось убегать, с головой окунаясь в неутомимую деятельность. Теперь, когда она проводила в одиночестве долгие часы, совсем безоружная, ей было сложно справляться с этим. Ей то и дело чудилось лицо мертвой Валентины и терзали душу воспоминания о младших братьях, о судьбе которых она ничего не знала. Но что было хуже всего, Розетта не могла избавиться от жестокого видения, постоянно возникавшего у нее перед глазами: отец хватает ее за горло и бросает на пол, а потом оскверняет, навсегда лишает чистоты. Она часто вновь и вновь переживала эти мгновения, едва проснувшись или в кошмарных снах, похожих на жуткую реальность.

— А вот тебе я скажу, Спаситель! — тихо произнесла Розетта. — Если бы я могла бегать, я вновь прыгнула бы в пустоту. И тогда моим страданиям пришел бы конец.

Пес не понял смысл слов, но почувствовал глубокую печаль в голосе Розетты. Спаситель вскочил на свои мощные лапы и положил белую голову на колени девушки. В сверкающих темных глазах пса Розетта, как ей показалось, прочитала нежность и заботу.

— Не переживай, моя собачка. Я не могу встать. Может, я даже не сделаю этого. Ко мне вернется мужество, и я снова смогу распевать песенки. Однако я больше не хочу видеть Виктора Пикемаля. Этот парень тревожит мою душу.

Закончив свою исповедь, Розетта вытерла слезы и вернулась к приключениям отважных мушкетеров, ждавшим ее на страницах книги.

Отправляясь в мануарий семьи Лезаж, Анжелина оделась с особой тщательностью. Благодаря неиссякаемой щедрости Жерсанды, которая вскоре должна была стать ее свекровью, у Анжелины образовался солидный гардероб. Бланка, запряженная в коляску, трусила по дороге вдоль Сала. Для этой поездки Анжелина выбрала серый бархатный костюм с приталенным жакетом и широкой юбкой. На ней был также шелковый фиолетовый шарф, скрепленный на шее серебряной брошью.

Розетта помогла ей причесаться, собрав волосы в высокий шиньон, подчеркивавший идеальный овал лица молодой женщины.

— Вперед, моя красавица, вперед! — крикнула Анжелина кобыле, которая до сих пор шла мелкой рысью.

Тучи рассеялись, и на чистом голубом небе ярко сверкало солнце. Листья некоторых деревьев уже пожелтели, а в воздухе явственно чувствовался едкий запах дыма, шедшего из труб соседней бумажной фабрики.

«Луиджи не одобрил моего решения, — думала Анжелина, вздыхая. — Он едва вымолвил пару слов, но я все прочитала в его глазах. И он попросил меня соблюдать осторожность. Но по отношению к кому? И когда? Когда я буду ехать в коляске или когда встречусь с Гильемом? Я обещала, что вернусь к обеду».

Последнее время Луиджи уделял много времени музыке, но ближе к вечеру он всегда навещал свою невесту или же она приходила ужинать на улицу Нобль.

«Но сейчас он должен пребывать в хорошем настроении. Он сочиняет, а музыка заставляет его забывать обо всем на свете».

Анжелина направила Бланку на узкую дорогу, ведущую в мануарий Лезажей. Вскоре она увидела остроконечную крышу башни, возвышавшейся на холме над подлеском.

Чем ближе подъезжала Анжелина к мануарию, тем сильнее ей хотелось повернуть назад, не встречаться с Клеманс и Гильемом. Тем более что она вполне могла столкнуться с Оноре Лезажем или Леонорой. Дважды она чуть было не уступила своему желанию, но каждый раз ее удерживали мысли об Эжене, тщедушном малыше, и увещевания отца Ансельма.

«Нет, я поеду в мануарий», — твердо решила Анжелина, взмахнув вожжами.

Бланка помчалась галопом и буквально влетела в просторный двор мануария. Кучер, выполнявший обязанности конюха, выскочил из конюшни и подбежал к коляске.

— Что, ваша лошадь закусила удила? — крикнул он, размахивая руками.

— Нет, вовсе нет. Просто это очень резвое животное, — ответила Анжелина. — Позаботьтесь о нем, я ненадолго.

Взяв саквояж и кожаную сумку, Анжелина вышла из коляски. В одном из квадратиков широкого окна она сразу же заметила лицо Гильема. Он, бледный, с искаженными страданием чертами лица, смотрел на нее словно завороженный. В то же мгновение на крыльцо вышла Клеманс. Она была в черном платье, а ее каштановые волосы были собраны на затылке под бархатной сеточкой.

— Анжелина, очень мило с вашей стороны приехать именно сегодня! — сказала Клеманс, спускаясь по ступенькам. — Не бойтесь, нас никто не потревожит. Свекор и муж уехали в банк, в Сали-дю-Сала. Там они и пообедают.

— Здравствуйте, Клеманс. Могу ли я прежде всего увидеть ребенка? — решительным тоном спросила Анжелина.