Виктория Холт - Мелисандра

Сэр Чарльз молчал, пристально глядя на дочь. А Мелисанда продолжала тихим ласковым голосом:

– Вы не должны огорчаться. Все кончено. Мне кажется, я не боюсь смерти. Ведь говорят, что все происходит быстро. А они не станут грубо со мной обращаться. О нет, умоляю вас… Я не вынесу вида ваших слез. Вы, такой почтенный, такой гордый человек. Пожалуйста… пожалуйста… не надо, умоляю вас.

Однако он не мог сдержать слез. Обнял ее, сокрушенно шептал:

– Мелисанда… Мелисанда… дочь моя.

Вокруг стола у Фенеллы собрались Фермор, сэр Чарльз, Леон и Эндрю Беддоуз. Фенелла настороженно переводила взгляд с одного на другого. Чарльз явился к ней после встречи с Мелисандой, и Фенелла, не теряя времени, созвала остальных.

– Итак, – воскликнула она, – мы знаем причину! Мы знаем, почему она его убила. Мистер Беддоуз, вы юрист. Что нам делать дальше?

– Ах, знать бы раньше! – воскликнул Эндрю. – Если бы она сказала… Но ведь ее приговорили к смерти…

– Что толку твердить о том, что уже случилось! – резко перебил его Фермор. – Нужно думать о том, какие меры можно предпринять.

– Если бы мы могли спасти ее от смерти… – начал Леон.

– Если мы можем ее спасти! – воскликнул Фермор. – Разумеется, можем и должны это сделать. Если понадобится…

Фенелла положила руку ему на плечо:

– Фермор, успокойтесь, дорогой. Вы, наверное, собираетесь взять тюрьму штурмом, а потом посадить Мелисанду на лошадь и ускакать с ней. Сейчас не те времена, и такие вещи невозможны. Давайте все обсудим – спокойно, разумно и не теряя ни минуты. Мы должны рассуждать исходя из современных условий. Нужно думать не о том, чтобы врываться в тюрьму, а о том, как обойти правила и законы. Нашим оружием будут не лестницы и веревки, а влияние нужных нам облеченных властью людей. Так обстоят дела в современном мире. Поэтому давайте обсудим ситуацию спокойно и здраво.

– Он был шантажистом, – сказал Эндрю. – Все порядочные люди презирают шантажистов и склонны быть снисходительными по отношению к их жертвам. К тому же она убила этого человека даже не ради себя, а думая о своем отце. Если бы она это сказала… О, если бы только она рассказала об этом в суде… почти наверняка никакого смертного приговора бы не было.

– Но что толку все время твердить «если»?! – вскричал Фермор. – Теперь она рассказала. И что дальше? Что нам делать? Мы сидим и повторяем: если… если… если! Разве это ей поможет? Мы должны вызволить ее оттуда.

– Ей, конечно, будет назначен какой-то срок заключения, – сказал Эндрю, – независимо от мотивов, толкнувших ее на убийство. Преступление не может оставаться безнаказанным.

– Сколько она получит?.. – спросил Леон. – Сколько?

– Думаю, лет десять. Но кто знает?..

– Десять лет! – воскликнули Фермор и Леон одно временно.

– Ну, об этом говорить рано, – заявила Фенелла. – Нужно сначала думать о первостепенных вопросах. Прежде всего, необходимо получить отсрочку. За последние двадцать – тридцать лет я приобрела много друзей. Я всегда считала, что словечко, сказанное в нужном месте… какой-нибудь осторожный совет, исходящий от высоко поставленного лица…

Все присутствующие смотрели на нее в нетерпеливом ожидании.

– Пожалуйста, не возлагайте слишком больших надежд, – предостерегла она. – Я не могу ничего обещать, но попытаюсь. Сейчас же отправлюсь к… своему старому другу. Он мне поможет, если это в его силах. Я буду просить его… умолять… паду перед ним на колени. Я объясню ему, что сама в какой-то степени замешана в этом деле. Расскажу ему всю историю. Заставлю сделать все, что можно… Чарльз, я хочу, чтобы вы поехали со мной. Вы будете ждать меня в карете, можете мне понадобиться. Ему придется сказать, чья она дочь. От него я ничего не намерена скрывать.

Чарльз поднялся со стула, и Фенелла, стоя рядом, положила руку ему на плечо:

– Все те, кто находится в этой комнате, любят Мелисанду и готовы сделать для ее спасения все возможное.

– Все, что у меня есть… – проговорил Чарльз.

Фенелла взглянула на него и подумала: «Ваше состояние… ваше имя… все, что угодно. И так же скажут остальные. В повседневной жизни мы мелкие люди, но, когда случается трагедия, когда возникает необходимость, проявляем все лучшее, что в нас есть».

– Если речь зайдет о деньгах… – начал Фермор.

Леон тут же подхватил:

– Я получил в наследство целое состояние и могу…

Фенелла жестом велела ему замолчать.

– Деньги у нас есть, – сказала она, посмотрев на Фермора и Леона. – Есть и умение вести дела. – Она перевела взгляд на Эндрю. – И есть твердое намерение отца спасти свою дочь, чего бы это ни стоило. А моя доля – мои друзья и их влияние. О, у меня масса друзей. Некоторые говорят, что их даже слишком много. Но разве друзей бывает слишком много? Пойдемте, Чарльз.

Обернувшись с обычной своей грацией, она взглянула на трех мужчин, которые стояли перед ней и Чарльзом:

– Ждите здесь. Мы вернемся и сообщим вам о результатах.

И они остались ждать – Фермор, Леон и Эндрю. Стояли у окна, наблюдая за тем, как отъехала карета. А потом сидели или нетерпеливо шагали по комнате, томясь бесконечным ожиданием.

Новость мгновенно распространилась по Лондону, а потом и за его пределами:

«Мисс Сент-Мартин убила того человека, потому что он намеревался шантажировать ее отца».

Трагическая история обросла подробностями – вся страна была охвачена возмущением, все требовали справедливости по отношению к молодой девушке, которая пошла на преступление, защищая честь отца.

К министру внутренних дел отправилась депутация. Многие влиятельные люди обращались к нему, взывая к милосердию. Друзья Фенеллы действовали с ней заодно, сэр Чарльз тоже делал все возможное, чтобы спасти дочь.

Люди богатые и влиятельные, бедные и сентиментальные – все в один голос требовали, чтобы смертный приговор был отменен.

И, наконец, пришло известие: Мелисанда Сент-Мартин получила отсрочку. Ее дело будет рассмотрено вновь, в свете открывшихся данных. Она убила, однако при смягчающих вину обстоятельствах.

Новость сообщили Мелисанде.

Она не умрет. Конечно, несколько лет ей придется провести в тюрьме, ибо никто не может убить и остаться безнаказанным. Жизнь человека священна, даже жизнь шантажиста.

Итак, она будет жить.

– Время пройдет, – сказала ей тюремщица, – вы привыкнете. А при хорошем поведении срок будет сокращен. У вас столько друзей, и они так энергично занимаются вашими делами, что вы просидите каких-нибудь шесть-семь лет, а может, и того меньше.

Шесть или семь лет! В восемнадцать лет они кажутся вечностью. Пять лет назад она жила в монастыре, и однажды, проходя мимо гостиницы, уронила свой деревянный башмак у ног англичанина. С этого все и началось.