Эптон Синклер - Замужество Сильвии

– Видите ли, – объяснила она, – мой муж не поймет этого. Мне, может быть, удастся постепенно изменить его взгляды, но если я сразу напугаю его…

– Дорогая миссис ван Тьювер… – начала я с улыбкой.

– Вы, право, не представляете себе, как это сложно, – настаивала она. – Дело в том, что он необычайно серьезно относится к своему общественному положению. И вот, если я начну действовать чересчур решительно, если все станут говорить о том, что я делаю, и каждый пустяк, нарушающий общепринятые правила, будет преувеличиваться…

– Моя дорогая девочка! – перебила я ее снова. – Помолчите минуту и дайте мне сказать.

– Но мне неприятно думать, что…

– Не беспокойтесь о моем мнении. Я вполне довольна. Вы должны понять, что социалист не может относиться к подобным вещам так, как вы. Мы оцениваем их с точки зрения экономики и после этого считаемся с ними не больше как с простыми данными. Я могу встретиться с одной из ваших лучших приятельниц, и она может отнестись ко мне свысока, но я не подумаю при этом, что она хотела оскорбить меня как личность. Я пойму, что тут сыграли роль мой западный акцент, моя шляпа в сорок центов и тому подобные мелочи, по которым она определяет, к какому классу я принадлежу. Моего настоящего я никто не может осудить, пока не проникнет в него.

– Ах! – воскликнула Сильвия, и глаза се заблестели. – Я вижу, что и вам не чужд своего рода аристократизм.

– Я хочу только одного, – продолжала я, – приблизить вас. Я старая наседка, а цыплята мои выросли и покинули свою мать. Вот мне и хочется понянчить кого-нибудь. Ваше великолепное общество в моих глазах одна только помеха, потому что оно мешает мне заключить вас в объятия так, как бы я этого хотела. Вам надо будет придумать для меня какую-нибудь роль, которая давала бы мне возможность видеть вас. Выдайте меня за кого хотите: за специалистку по вопросу о яслях, которыми вы интересуетесь, за преподавательницу или симпатичную почтенную швею, штопающую ваши шелковые чулки.

Она рассмеялась.

– Неужели вы воображаете, что мне разрешается донашивать свои чулки до дыр? Будьте уверены, что они много раньше поступают в собственность моих горничных. – Она подумала минуту и добавила: – Вы могли бы заняться отделкой моих шляп.

Из этих слов я заключила, что мы уже стали настоящими друзьями. Если вам не кажется смелой ее шутка насчет моей шляпы, то это происходит только потому, что вы еще не знаете Сильвии. Я уже говорила о ее отношении к деньгам и светским обязанностям. Но я согрешу против истины, если не упомяну об одной черте ее, которая вначале даже меня испугала, – о ее любви к нарядам. Она знала каждую разновидность тканей, каждый оттенок цвета, каждый рисунок, – словом, все, что когда-либо создавала безудержная фантазия ткачей и портных. Ее приучили с детства разбираться в бесконечных тонкостях, которыми настоящее изящество отличается от «почти» настоящего. Она с первого взгляда оценивала человека и, основываясь только на его внешности, давала ему характеристику. Впоследствии, отдав себе отчет в том, насколько рискованны подобные заключения, она сказала мне, что в девяносто девяти случаях из ста этот метод оценки человека оказывается вполне пригодным для целей, которые преследует светское общество. Как характерно для нашей цивилизации, что люди, предъявляя требования друг к другу, основываются целиком на впечатлении от одежды.

Я задалась целью просветить миссис ван Тьювер насчет того, что ей, по моему мнению, надлежало знать. В мою задачу входило найти людей, сочувствующих современным идеям, но в то же время занимающих известное общественное положение, чтобы Сильвия могла встречаться с ними, не нарушая традиций своего круга. Прежде всего я вспомнила о миссис Джесси Фросингэм, начальнице привилегированной школы для девочек. Заведение миссис Фросингэм находилось по соседству с пансионом мисс Аберкромби, где закончила свое образование сама Сильвия. Школа эта отличалась такой исключительной дороговизной и была так мало доступна, что даже самый требовательный светский человек не мог желать в этом отношении ничего лучшего. Представьте же себе изумление Сильвии, когда я сказала ей, что начальница этого аристократического заведения – член социалистической партии и без стеснения поднимает публично свой голос в нашу пользу.

– Как же ей удается совмещать такие крайности?

– С одной стороны, – ответила я, – школа ее очень хороша, и никто никогда не пробовал оспаривать это. С другой же, она обладает такой безмятежной ясностью духа и независимостью, что, не стесняясь, высказывает в глаза миллионерам-папашам всю правду. При этом случалось не раз, что у кого-нибудь из великих мира сего возникало желание, чтобы дочь его сделалась такой же умной и дельной женщиной, как эта начальница, а там уж все равно, пусть ее голосует, за кого хочет.

Это опять-таки могло послужить доказательством того, как сильно мы шагнули вперед. Передовые женщины перестали быть жупелом и приобрели в глазах общества несомненный интерес…

Я протелефонировала от Сильвии миссис Фросингэм, и та ответила:

– Не хочет ли миссис ван Тьювер послушать мою речь? Я буду говорить на следующей неделе на митинге на Уолл-стрите.

Я передала вопрос Сильвии, и та с восторгом согласилась.

– Разве спрашивают маленького мальчика, хочет ли он пойти в цирк?

Мы условились, что Сильвия отвезет нас в своем автомобиле. Вообразите себе меня с моими знатными друзьями – старую рябую курицу в обществе двух золотистых фазанов. Я держалась в стороне, представляя им познакомиться самим. Я знала, что мое дело находится в руках такой женщины, как миссис Фросингэм.

Сильвия была в восторге от того, что она услышит социалистическую речь, и выражала удивление перед мужеством миссис Фросингэм. Тем временем мы проскользнули между вереницей автомобилей, омнибусов и трамваев, заполнявших Бродвэй, и наконец остановились на углу Уолл-стрита. Здесь миссис Фросингэм выразила желание выйти из автомобиля и дойти до места пешком. Миссис ван Тьювер легко могли заметить и узнать, а ей, пожалуй, не следовало открыто показываться на улице с митинговым агитатором. Сильвия попробовала было протестовать, но миссис Фросингэм, добродушно рассмеявшись, уверила ее, что миссис ван Тьювер еще успеет скомпрометировать себя, когда познакомится с ее убеждениями.

Митинг должен был состояться у подножия лестницы Казначейства. Мы обогнули этот квартал по Брод-стриту и остановились за углом. Подобные митинги на открытом воздухе устраивались в городе в течение всего лета и осени, так что публика успела привыкнуть к ним. Поэтому, хотя до двенадцати часов оставалось еще несколько минут, на улице толпилось уже порядочное количество людей. На широких ступенях лестницы стояла группа мужчин. Один из них держал в руках красное знамя, а остальные – пачки брошюр и книг. Среди них была и наша приятельница. Она посмотрела в нашу сторону и улыбнулась, но не подала вида, что знает нас.