Розмари Роджерс - Связанные любовью

Ознакомительный фрагмент

— Насколько я помню, мать тратила по нескольку часов в день на то, чтобы ответить на поступавшие послания.

— Прекрасное место для такого рода занятия.

Он прищурился.

— Вообще-то мать предпочитала заниматься этим в гостиной, примыкавшей к ее спальне. Комната расположена так, что в нее попадают первые же утренние лучи, а из окон открывается вид на озеро, которое очень ей нравилось.

Уже кое-что. Оставалось только придумать, как попасть в верхнюю гостиную, расположенную в восточной части дома.

На сегодня достаточно.

— Не могу представить, что в доме есть комната, откуда не открывается чудесный вид. Здесь такой великолепный ландшафт.

— Наш парк не столь строгий, как ваши, русские, хотя мама все же настояла на том, чтобы устроить розовый сад как напоминание о Летнем дворце. Там у нее много статуй и мраморных фонтанов.

Софья посмотрела в окно.

— Вы предпочитаете более свободный ландшафт?

— На мой взгляд, природа сама по себе хороший художник.

— Однако ж вы тратите немало времени на то, чтобы облагородить ваши поля.

Обернувшись, она успела заметить на его лице смягчившее черты выражение искреннего удивления.

— Да, согласен, но, должен сказать, я вовсе не ставлю перед собой каких-либо художественных целей.

— Разумеется, ваша работа гораздо важнее.

Он задержал взгляд на ее губах.

— Осторожнее, мисс Софья, или вы вскружите мне голову.

Сердце замерло на мгновение, а Софья, засунув в рот последний кусочек печенья, поспешно отодвинула чашку. Сейчас она готова была заняться чем угодно, только бы отвлечься, не смотреть на него, дождаться, пока схлынет накатившая вдруг волна жара.

— Мне почему-то не очень верится, что вам так легко вскружить голову, — пробормотала она. — Вы, ваша светлость, человек очень…

— Какой?

— Проницательный.

— Итак, я уже обстоятельный и проницательный. — Стефан улыбнулся, но Софья уловила в его голосе легкую нотку недовольства. — Достоинства, ценимые скорее в деловом человеке, чем в джентльмене. Похоже, за голову мне можно не беспокоиться.

Она вскинула бровь.

— Предпочитаете, чтобы вас считали недалеким и пустым?

Он перехватил ее взгляд и не позволил ему уйти в сторону.

— Предпочитаю быть симпатичным и обаятельным.

На мгновение Софья как будто утонула в его бездонных глазах, забыв обо всем остальном: материнском поручении, письмах и даже возникшем ранее подозрении, что хозяин Мидоуленда всего лишь играет с ней, как кот с загнанной в угол мышкой.

Сейчас она могла думать лишь о том, что этот мужчина пробуждает в ней чувства и желания столь пугающие, сколь и восхитительные. Будь они не в Англии, а в России, она сделала бы все возможное, чтобы очаровать его и заманить в свои сети.

Поймав себя на том, что таращится на герцога едва ли не с открытым ртом, а на его лице все отчетливее проступает задумчивое выражение, Софья решительно отодвинула тарелку.

— Вы были правы, ваша светлость.

— Прав? В чем же?

— Ничего вкуснее вашего печенья я не пробовала.

— А… — Он едва заметно кивнул. — Скажите, мисс Софья, каково сейчас положение дел в России?

Вопрос застал ее врасплох.

— Извините, но я не вполне уверена, правильно ли понимаю, что вы имеете в виду.

— Перед тем как уехать из Петербурга, мой брат помог предотвратить надвигавшийся мятеж.

При этом не вполне уместном напоминании о восстании императорской гвардии Софья раздраженно поджала губы. Как верно заметила недавно ее мать, политика в России всегда была делом мутным, добрый десяток тайных обществ при поддержке иностранных держав замышляли свергнуть императора при первой же возможности, но предательство собственной армии стало для Александра Павловича настоящим ударом в спину. Ударом, от которого он так и не оправился.

— Вы правы, сей прискорбный инцидент действительно имел место.

— Я бы сказал, более чем просто прискорбный.

Почувствовав в его словах скрытый укол, она решительно вскинула голову.

— В Англии достаточно людей, которые хотели бы устроить переворот.

Ее резкий тон заставил его улыбнуться.

— Верно. Но я всего лишь интересовался настроениями в Петербурге.

— Обычные настроения, насколько я могу судить.

— Царь вернулся из путешествия?

Почему он спрашивает об этом? Только ли из праздного любопытства? Или тут что-то более серьезное?

— Когда я уезжала, он еще не вернулся, но сейчас, полагаю, уже в столице. Вообще-то император не извещает меня о своих передвижениях.

— По словам моего брата, император вообще редко ставит кого-то в известность о своих планах.

— Вы правы, к сожалению. У вас какой-то особенный интерес к царю Александру?

Лицо его вдруг посуровело, голос прозвучал жестко, с безошибочной ритмикой предупреждения.

— Мне нравится Александр Павлович, но у него есть привычка втягивать моего брата в рискованные предприятия каждый раз, когда это отвечает его интересам.

Софья растерянно моргнула.

— Если я правильно понимаю, лорд Саммервиль больше не состоит при императоре?

— Так оно и есть.

Так его это беспокоит? Что царь прислал ее в Суррей только для того, чтобы заманить лорда Саммервиля в Россию?

С трудом сдержав вздох облегчения, Софья торопливо поднялась.

— Мне нужно вернуться в Хиллсайд, пока леди Саммервиль не стала беспокоиться.

— Но вы еще не выбрали книгу, — напомнил Стефан, также поднимаясь из кресла.

— Как-нибудь в другой раз. Женщине в ее положении нельзя волноваться.

— В положении? — нахмурился Стефан. — В каком еще положении? Так Брианна рассказала вам…

— Не совсем так, но догадаться вовсе не трудно, если… — Она не договорила и прикусила язык. Надо же, чуть было не проболталась, что бедняжка Брианна страдает по утрам от тошноты.

— Получается, проницательный здесь не только я один.

— Дело вовсе не в проницательности. — И зачем она только поддалась на уговоры матери? Зачем согласилась выполнить это безумное поручение?

Поспешно распрощавшись, Софья устремилась к двери, но не успела открыть ее, как услышала голос герцога. Как же все нелегко, когда он рядом.

— Я, разумеется, увижу вас за обедом.

Она неохотно повернулась и с огорчением обнаружила, что он остался у стола.

— За обедом?

— Да, мой брат любезно пригласил меня отобедать сегодня в Хиллсайде.

Сердце затрепетало, но не от страха.

— Понятно. Тогда… до свидания, ваша светлость.