Мари Клармон - Любви навстречу

Ознакомительный фрагмент

– Принести юной леди еще воды, ваша светлость? – спросил Гривз, сочувственно глядя на девушку.

– Да, конечно. Ей нужно пить как можно больше, хочет она того или нет.

Дворецкий кивнул, взял поднос и направился к выходу.

– Постойте, Гривз, – сказал Эдвард. Немного помедлив, произнес: – Спасибо, вам. Большое спасибо.

– Всегда рад помочь, ваша светлость, – смутившись, ответил дворецкий и с поклоном вышел из спальни.

Осторожно прижимая к себе Мэри, Эдвард тяжело вздохнул. Выходит, не зря он так волновался перед свиданием с ней. Хороший сюрприз она ему приготовила…

Любой нормальный мужчина немедленно отправил бы ее обратно к мадам Ивонн. Кому нужна содержанка, которую приходится вытаскивать с того света? Никому. Никому, кроме него.

Эдвард закрыл глаза и впервые за долгие годы обратился с истовой молитвой к Богу, в существовании которого сомневался. Сомневался – и все же молил о том, чтобы Мэри выжила, и о том, чтобы ей хотелось жить.

Глава 7

– Не могли бы вы сообщить ее фамилию?

Мэри медленно возвращалась из небытия. Ее разбитое тело терзала боль, а едва слышные мужские голоса усиливали охватившую ее панику.

Боясь пошевелиться, она пыталась понять, не чудился ли ей этот разговор.

Мэри не знала, где находилась. И не знала, что с ней произошло. Она изо всех сил старалась дышать ровно – иначе мужчины поняли бы, что она очнулась. А ей требовалось время, чтобы выяснить все и решить, что делать дальше. Но она была точно не в приюте – там говорили по-другому.

– Я не знаю ее фамилию.

Хм… кажется, она уже где-то слышала этот голос. Сильный и выразительный. Хотя очень может быть, что эти голоса – всего лишь плод ее воображения. Возможно, скоро они исчезнут, и она сможет спокойно прийти в себя.

Все ее тело буквально горело от боли. И нестерпимо болела голова. А то, что творилось в животе… Ох, такое даже невозможно описать.

– Эта настойка очень плохо приготовлена, – послышался другой голос – твердый, но скрипучий, похожий на голос старика. – Она почти целиком состоит из опиума.

Последовала долгая пауза, а потом снова раздался знакомый голос, теперь уже слегка дрожащий:

– А вы не думаете, что она пыталась свести… свести счеты с жизнью?

Судя по боли, жалившей ее тело, это был все-таки не сон. Но неужели кто-то пытался покончить с собой? Как глупо… Ведь глупо же отказываться от такого дара, как жизнь. Трудно представить, кто мог бы решиться на такое… За все три года, что Мэри провела в приюте, только одна несчастная повесилась, сделав петлю из простыни. С тех пор там запретили не только простыни, но и даже ложки.

– Нет, я так не думаю, – ответил скрипучий голос. – Хотя об этом следует спросить у нее. Но того, кто приготовил это зелье, стоило бы им же и напоить. Это просто преступление.

Мэри вздрогнула – и не смогла сдержать стон. Ведь она тоже пила настойку! Не о ней ли они говорили?..

– Мэри!.. – позвал знакомый голос.

С трудом приоткрыв веки, сквозь пелену, застилавшую глаза, она разглядела потолок цвета слоновой кости с изображенными на нем золотыми листьями.

Золотые листья и лепнина? Где же она? Изысканное убранство казалось ей знакомым – как и один из голосов. Но она не могла ничего вспомнить.

– К… кто вы? – пробормотала Мэри.

На постель тотчас же кто-то сел. Борясь с болью, терзавшей тело, Мэри вцепилась в одеяло и попыталась отодвинуться. Нужно бежать! Нужно вырваться на свободу!..

Тут чья-то теплая рука коснулась ее пальцев, и снова послышался знакомый голос.

– Это я, Эдвард.

Мэри подавила инстинктивное желание отдернуться от прикосновения и вместо этого медленно и очень осторожно повернулась к мужчине, сидевшему рядом с ней на широкой кровати.

Черные как смоль волосы падали ему на лоб. Темные глаза, пылавшие неистовым, почти пугающим огнем, напряженно смотрели на нее. На щеках же проступала едва заметная щетина, а ворот рубашки был расстегнут.

Мэри охватило смятение. Этот человек взял ее под свое покровительство, а она…

Она даже не знала, что натворила. Просто стояла у камина и ждала его, со страхом думая, сможет ли перенести неизбежное… а потом вдруг все куда-то исчезло.

– Простите меня, – сказала Мэри с отчаянием в голосе. Когда-то она была любима всеми и могла позволить себе все, чего хотела, а теперь вынуждена просить прощения за любую свою слабость… При этой мысли отчаяние сменилось ненавистью к отцу, виновному во всех ее бедах, решившему унизить и уничтожить ее.

– Вам не за что просить прощения, дорогая. Вам никогда больше не следует извиняться. – В словах Эдварда не было сострадания – только глубокая печаль. И это успокоило Мэри, подействовав лучше, чем любые сочувственные банальности.

«Не за что просить прощения». Так говорила и Ивонн. Но они вряд ли утверждали это искренне. Ведь она теперь стала существом, которому не место в обществе.

Ох, как же Мэри хотелось бы заплакать! Но нет, глаза ее оставались сухими.

– Вы не заслуживаете… такого… – пробормотала она.

– Вы не знаете, чего я заслуживаю, – ответил Эдвард, и его рука осторожно сжала ее пальцы.

Мэри была ошеломлена: ей не захотелось вырваться! Наоборот, прикосновение оказалось таким приятным…

А Эдвард вдруг помрачнел и тяжело вздохнул.

– Дорогая, я должен вас кое о чем спросить. Вы пытались… – Он неожиданно умолк, отвел глаза и снова вздохнул.

– Пыталась ли я – что?.. – пробормотала Мэри.

И тут она увидела еще одно лицо – все покрытое морщинами. Это было лицо пожилого мужчины, чьи седые волосы отливали серебром при свете свечей.

– Я доктор Каррингтон, дорогая. А герцог… Он желает узнать, не пытались ли вы покончить с собой, – пояснил пожилой мужчина.

Мэри в изумлении смотрела то на доктора, то на Эдварда. Она уже собралась решительно опровергнуть это предположение, но тут вспомнила о выпитом ею вине и настойке… Естественно, они опасались худшего. О чем же еще можно было подумать на их месте?

Осторожно высвободив свою руку из пальцев Эдварда, Мэри посмотрела на узорчатые занавески, закрывавшие окно, и проговорила:

– Нет, я никогда бы не рассталась с тем, что действительно принадлежит мне.

Эдвард шумно выдохнул. От облегчения? Мэри снова взглянула на него. В его глазах больше не было тревоги.

– Я так и думал, – заявил доктор Каррингтон. – Настойка, которую вы выпили, состояла на три четверти из чистого опиума. Кто дал вам ее?

Мэри закрыла глаза. Ее тошнило.

– Это не важно. – Ей не хотелось говорить о настойке. Вообще не хотелось говорить, – настолько плохо она себя чувствовала.

– Нет, важно, – решительно возразил Эдвард. – Вы чуть не умерли. А кто-то другой может умереть, если выпьет такую настойку.