Дженнифер Блейк - Обнимай и властвуй

— Валькур, ты не должен этого делать, — проговорила Фелиситэ, с трудом справившись со сжимающим горло спазмом.

— Не должен? — удивленно процедил Валькур. — Мне казалось, ты будешь благодарить меня за приглашение присоединиться к нам, а не возражать против наших методов. Извини, что мне пришлось использовать тебя как заложницу, чтобы другие вели себя хорошо и в первую очередь — Морган. Но таковы превратности войны.

— Нельзя обрекать стольких людей на смерть!

— Почему же? Поверь, дорогая, мне приходилось делать кое-что и похуже. — Прищурив глаза, Валькур наблюдал за стоящими перед ним людьми.

— Тогда я прошу, оставь и меня здесь тоже. Я заклинаю тебя, Валькур, именем отца.

— Твоего отца? Почему ты решила, что я могу согласиться, услышав от тебя его имя? Я не испытывал никакого почтения к усыновившему меня человеку; более того, я его презирал. Но незадолго до его смерти я отплатил ему за его опеку, за постоянные напоминания о моей зависимости от его милости, о том, что я не оправдал его надежд, став совсем не таким, каким он мечтал меня видеть. Можешь не сомневаться, в день своей смерти он горько пожалел о своем неуважении ко мне.

— Что… О чем ты говоришь? — спросила Фелиситэ, с отчаянием глядя как остальные матросы с мрачным видом побросали свои сабли и пистолеты на землю вслед за Бономмом.

— Почему ты меня спрашиваешь? Неужели ты так и не догадалась? Я думал, тебе давно все известно! Это я сообщил Оливье Лафаргу о том, что ты живешь с бывшим полковником Мак-Кормаком, что ты раздвигаешь перед ним ноги и губишь себя, чтобы твоему отцу сохранили жизнь. Что еще оставалось ему делать, кроме как наложить на себя руки, тем самым смыв позор и избавив тебя от такой низкой угодливости!

Острая боль пронзила сердце Фелиситэ, когда она представила, как отец, один в тюремных стенах, получил столь горестное известие, заставившее его потерять всякое уважение к дочери. Какой стыд и отчаяние испытывал он, каким бессильным чувствовал себя, пока думал, как ей помочь, прежде чем принял окончательное решение!

— Как ты мог, Валькур? Как ты мог? — прошептала Фелиситэ.

— Это не составило труда. Несколько слов на бумажке, одна монета охраннику, и дело сделано. Так что это я на самом деле помог тебе освободиться, и ты должна меня благодарить. Я перерезал пуповину, связывающую тебя с Новым Орлеаном, убрал все преграды, мешающие нам начать новую жизнь. Мы и сейчас можем это сделать, добравшись до Франции, когда у нас будет достаточно денег, чтобы занять достойное место при дворе.

— Ты сошел с ума! — воскликнула Фелиситэ. Теперь и Морган положил на землю оружие, так же как и Баст, расставаясь с ним осторожно. У его рта пролегло белое пятно, хорошо заметное под покрывавшим кожу бронзовым загаром. Когда Морган медленно выпрямился, Фелиситэ увидела, что его пистолет лежит рукояткой в ее сторону. Встретившись с ним взглядом и заметив, как он чуть наклонил голову в ответ, она поняла, что ей остается надеяться только на себя. Другие не осмелятся ей помочь, опасаясь за ее жизнь. Более того, она была единственной из всех, кого Валькур и его сообщники не стали бы убивать сразу.

— Я сошел с ума? — Валькур рассмеялся и взмахнул шпагой, подав знак своим людям, чтобы они собрали брошенное оружие. — Я сумасшедший? Вряд ли. У меня хватило ума, чтобы обменять то, что было мне известно о заговоре и участвующих в нем людях, на собственную свободу. У меня оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не попасть в одну сеть вместе с ними, точно так же, как я вырвусь из ловушки сейчас.

— Ты говоришь так, словно не чувствуешь за собой никакой вины. Но ты виновен не меньше тех, кого казнили, может, даже больше их! — Валькур теперь держал Фелиситэ уже не так крепко. Отступая к шлюпкам, он тянул ее за собой, рассуждая на ходу о собственных умственных способностях. Сейчас ей во что бы то ни стало нужно было заставить его продолжать похваляться, чтобы двигаться как можно медленнее. На земле оставалось лежать несколько пистолетов, которые в замешательстве не успели подобрать бунтовщики.

— Правда? Это не имеет значения. Я оказался не настолько глуп, чтобы остаться. Я обвел испанцев вокруг пальца, сбежал целым и невредимым, несмотря на то что стал одним из главных преступников, за кем охотились по всей колонии. Они не смогли поймать меня тогда, и им не удастся сделать это теперь!

В этот момент Фелиситэ вырвала руку и ударила Валькура локтем в раненый живот с такой силой, что у того перехватило дыхание, и он, вскрикнув от боли, выпустил ее из цепких объятий. Бросившись наземь, Фелиситэ перевернулась и тут же поднялась с пистолетом Моргана в руках. Увидев направленный в грудь ствол, Валькур, рванувшийся было за ней, остановился как вкопанный, широко расставив руки, а потом подался назад. Его глаза горели такой злобой, что будь у него пистолет, он бы не раздумывая убил сестру. Но одной шпаги было явно недостаточно, чтобы покончить с ней.

— А теперь, — проговорила Фелиситэ в наступившей тишине, — брось шпагу.

Губы Валькура скривились в усмешке, однако глаза сохраняли прежнее злобное выражение.

— Я могу это сделать, только ты все равно ничего не добьешься. Моих людей не остановит моя смерть, а у тебя в пистолете всего один заряд. У них нет другого выбора, кроме как довести до конца наш план. В противном случае их все равно повесят испанцы или капитан вздернет их как бунтовщиков.

— Тогда они могут бежать и без тебя.

В ответ на ее слова из толпы сообщников Валькура послышался одобрительный ропот, и они снова начали отступать к шлюпкам. Те, кто находился поближе, побросали туда мешавшее им лишнее оружие и, ухватившись за планшир, поволокли баркасы к воде.

— Ты не станешь в меня стрелять, Фелиситэ, вот так, хладнокровно, когда ты уже успокоилась после схватки. Это, слава Богу, не в твоем вкусе. Брось пистолет и идем со мной. Лучше выбрать жизнь, чем болтаться на виселице. Сказать правду, я никогда не желал твоей смерти. Если хочешь знать, Фелиситэ, дорогая, я по-своему заботился о тебе, как ни о ком и ни о чем другом на свете. Иначе я бы не пытался спасти тебя от Моргана в ту ночь в Новом Орлеане, не подумал о том, чтобы вернуться за тобой. И если я обманом увез тебя с собой и силой заставил помочь провести твоего любовника, чтобы захватить его корабль, я поступил так лишь потому, что иначе ты бы не согласилась это сделать. А если я причинил тебе физическую боль, так по-другому я просто неспособен овладеть женщиной.

Судя по тону, Валькур полагал, что его доводы покажутся сестре убедительными, заставят ее передумать. Однако он ошибался. Фелиситэ уже приняла нелегкое решение, а его слова вызвали у нее только чувство отвращения.