Энн Чемберлен - София и тайны гарема

— И где же ты отыскала такое сокровище?

— Потом как-нибудь расскажу, сейчас некогда. В другой раз, ладно? А теперь ты вот что мне скажи: неужели военный совет был у вас дома? Должны же они были его где-то устроить, верно? А если не во дворце, то где? Возможно, у вас — из соображений безопасности.

Эсмилькан уклончиво ответила, что ничего подобного не помнит.

— Ты же знаешь, у моего супруга постоянно какие-то совещания, — объяснила она. — Одним больше, одним меньше, разве я заметила бы?

— Но на нем обязательно должен был бы присутствовать и Хранитель Султанского Коня, — подсказала Сафия, жадно ловя на лету каждое слово.

Эсмилькан вспыхнула:

— Ах да… Теперь, когда ты об этом упомянула, я, кажется, что-то такое припоминаю…

— Ну, ну, а дальше? — подпрыгивала от нетерпения Сафия. — Стало быть, он встретился с Соколли у вас, в вашем доме.

Заметив смущение Эсмилькан и румянец, окрасивший ее щеки, Сафия старалась изо всех сил подбодрить мою госпожу.

— А кроме него на этом совещании должен был обязательно присутствовать и начальник полка янычар.

«И еще все остальные визири вместе с Капудан-пашой, поскольку в операции должен быть задействован и весь турецкий флот», — добавил я про себя, поскольку прекрасно помнил и это совещание у нас в доме, и все, что было с ним связано. — И еще там был сам муфтий, Шейх ал-Ислам. Он обязан был дать свое благословение, так как эта экспедиция носила несколько необычный характер. И он это сделал, правда, в самом конце. Да и как он мог отказаться: речь шла о том, чтобы вернуть под власть мусульман те самые земли, которые испокон веков им принадлежали и только последние несколько лет попали в руки русских, неверных? Но вслух я, однако, ничего не сказал.

— Да, мне кажется, я помню такое совещание… Правда, довольно смутно, — после дополнительных понуканий и просьб неохотно призналась Эсмилькан. — Только, если честно, не припомню что-то, чтобы речь там шла о войне. Говорили все больше о каких-то каналах, то есть о том, что придется строить каналы, но ведь это все дела достаточно мирные, верно?

— Каналы? — Сафия наморщила лоб. — Насколько я помню, строительство большого канала между Средиземным и Красным морем всегда было любимым проектом Великого визиря. Он все твердил, что благодаря этому правоверные смогут держать в своих руках торговлю и с Индией, и с Китаем, поскольку путь через него будет куда более удобным через Суэц с его мелководьем, где не могут пройти большие суда. Кто в Европе тогда станет торговать с испанцами или португальцами, которым приходится плыть вокруг всей Африки, а на это уходят месяцы, когда мы сможем предложить те же самые товары по гораздо более выгодным ценам?

— Да, мой супруг очень мудрый человек, — улыбнулась Эсмилькан.

— Да, конечно, — отмахнулась Сафия. — Но кто в наши дни — если он, конечно, не окончательно сошел с ума, — решится выйти в Красное море? Это когда в Йемене может в любой момент вспыхнуть мятеж! Все равно что повернуться спиной к пороховой бочке, да еще с зажженным фитилем! Или собственными руками накинуть удавку себе на шею!

Эсмилькан, бедняжка, слабо разбиралась в географии. И, по-видимому, не очень хорошо поняла, о чем говорит Сафия. Но мысль о море, которому кто-то собирается накинуть на шею удавку, до такой степени растрогала ее, что в глазах у нее заблестели слезы.

А пока Эсмилькан живо переживала в душе это несчастье, Сафия, воспользовавшись моментом, продолжала:

— И вот, поскольку армия двинулась на север, а не на юг, можно не сомневаться, что Соколли-паша не намерен силой усмирить дурацкий мятеж, чтобы потом заняться в Египте постройкой своего канала.

Эсмилькан в ответ только беспомощно пожала плечами:

— Мне показалось, что они говорили о каналах…

Честно говоря, я немало подивился тому, насколько близко подозрения Сафии подвели ее к действительному положению дел. Точность, с которой она, вытянув из нас информацию, делала свои выводы, казалась просто пугающей. Но Эсмилькан нисколько не погрешила против истины — основной темой обсуждения действительно были каналы. Лала Мустафа-паша, Второй визирь, имел свои интересы в Сирии и в Египте. Тогда, во время совещания, стараясь убедить всех, что в этой ситуации армия всей своей мощью должна обрушиться на мятежный Йемен, он почти слово в слово повторил те же аргументы, что сейчас привела нам Сафия. Его поддержал муфтий; мысль о том, что священные для каждого правоверного города могут попасть в руки йеменских еретиков, привела его в неописуемый ужас.

Оба говорили горячо и убедительно. Но потом мой господин принес тяжелый, видимо, старинный фолиант — один из тех, над которыми он часто сидел по ночам, когда его мучила бессонница. Книга была на греческом. Одного взгляда, брошенного на книгу, оказалось достаточно, чтобы муфтий поперхнулся. «Безбожный язык!» — укоризненно проворчал он. Но Соколли-паша уперся и заявил, что переведет им несколько абзацев.

— В старину, когда существовала еще империя Александра Великого, один человек по имени Селевкус Никатор[28] предложил построить канал, соединив им две реки, Волгу и Днепр.

— Он еще хуже, чем христианин, — продолжал ворчать муфтий. — Варвар, язычник!

Лала Мустафа-паша, как человек, облеченный властью, был куда осторожнее в своих оценках, и, кроме того, мой господин только что произнес магические, завораживающие слух слова «империя Александра Великого». Но по его лицу было заметно, что и его гложут сомнения.

— Но какая польза была бы от такого канала, тем более что он так далеко? На постройку его уйдут долгие годы, а что потом? Для чего он нам? — поинтересовался он.

— На самом деле не так уж и долго, как вы думаете, — упрямо стоял на своем Соколли-паша. — Если посмотреть карту, то можно заметить, что есть место, где две великие реки так близко подходят друг к другу, что их разделяют каких-нибудь тридцать тысяч шагов. В сущности, это один дневной переход. Да и местность там ровная — ни гор, ни холмов.

— И все равно я не понимаю, что нам проку в этом канале, — упорствовал Мустафа.

Соколли-паша молча развернул на столе карту и ткнул в нее пальцем.

— Река Дон, как вы можете убедиться, впадает в Черное море, на берегу которого стоит и Константинополь. Смотрите, что получается: наши корабли пересекут море, поднимутся вверх по Дону, через канал попадут в Волгу, которая, в свою очередь, впадает…

— В Каспийское море! — ошеломленно ахнул Лала Мустафа.

— И таким образом мы оказываемся в самом сердце…

— Персии!

— Именно так! Вспомните, какое неимоверное количество людей мы теряли каждый год во время походов на Персию. Тогда армия была вынуждена двигаться через гористые местности Курдистана и Армении, где на каждом шагу нас подстерегала опасность. А какой это изнурительный переход, подумать страшно! Мы обычно теряли чуть ли не половину армии. А сколько животных, сколько снаряжения, припасов, пушек мы оставляли по дороге каждый раз, когда нам приходилось воевать с Персией! Аллах свидетель, мы были обескровлены еще до того, как успевали развернуть знамена перед боем. А время? Два месяца — два месяца! — уходило только на то, чтобы добраться туда, а потом вернуться назад! А если снег? Вы только вспомните, что было, когда принимался идти снег?