Маргарет Пембертон - Цветущий сад

— Как и вы. — При свете свечи он выглядел иностранцем.

— Да, как и я. Мой отец был португальцем.

Нэнси не хотелось говорить о его отце.

— Вы приезжали в Каус еще раз? — спросила она, убирая свои пальцы из его ладоней.

— Да, но все было по-другому. В Англии появился новый король, худощавый и более сдержанный. А вместо кайзера присутствовал русский царь. Он еще меньше походил на прежнего короля Англии, чем Георг V, очень тихий и мягкий. После Альберта не было более веселого короля.

— Я больше никогда не встречалась с ним. Мой отец стал мэром Бостона, и мы с тех пор не бывали в Европе. До моего замужества.

Наступила небольшая пауза. Рамону не хотелось омрачать беседу воспоминанием о сенаторе, который был сейчас далеко.

— Я никогда так и не мог понять, зачем вас пригласили на борт «Виктории и Альберта». Я был ужасным снобом для мальчика восьми лет.

— Вероятно, вы слышали, как родители обсуждали это, — сказала Нэнси улыбаясь. — Аристократы едва терпели моего отца. Они считали его вульгарным выскочкой. Впрочем, так оно и было. Но кроме того, он отличался привлекательным и эксцентричным правом, а англичане вполне терпимо относились к таким людям. Думаю, именно это помогло ему. Родословная моей матери была безупречной. В генеалогическом древе ее семейства был Вильгельм Завоеватель, так что английская голубая кровь и американское богатство открывали перед ними практически все двери.

— Несмотря на ирландское происхождение вашего отца? — спросил Рамон усмехнувшись.

Нэнси улыбнулась еще шире:

— В наши дни ирландское происхождение моего отца не имеет существенного значения. Вы забыли, что он политик.

— Ваш отец никому не позволяет забыть это. Он снова собирается баллотироваться на должность мэра? Ему ведь уже около семидесяти?

Мороженое убрали, и на столе появились кофе и ликер. Нэнси постаралась не давать Рамону удобного случая снова завладеть ее руками. Она держала рюмку с ликером.

— Шестьдесят девять… но отец добьется своего. Если ничего не выйдет на выборах мэра, он выставит свою кандидатуру на должность губернатора штата.

— В таком случае пожелаем ему успеха на выборах мэра, — сказал Рамон. — Меня пугает мысль о том, что он может стать губернатором штата.

— Его сторонники думают так же, а они — верные ему люди.

— А вы?

— Разумеется, — ответила Нэнси. — Ведь он мой отец.

Они снова коснулись больной темы. Между ними стояли их отцы со своей непримиримой враждой.

— Я никогда не понимала, почему наши деды относились друг к другу как братья, а отцы… — задумчиво произнесла Нэнси.

Рамон пожал плечами:

— Трудно сказать. Это давняя история.

— Ваш отец обязан жизнью О'Шогнесси. С другой стороны, О'Шогнесси обязаны своим процветанием Санфордам. Однако это имя до сих пор запрещено произносить в присутствии моего отца. Это выше моего понимания.

— Не стоит думать об этом. — Рамону совсем не хотелось продолжать эту тему.

— Санфорды считаются англичанами, а ваш отец — португалец. Как вы это объясните? — спросила Нэнси после небольшой паузы.

— Мой дед, висконд Фернандо де Гама, занимал пост министра в правительстве королевы Марии. Бабушка была на двадцать лет моложе его и очень красива. Лео Санфорд влюбился в нее, однако повел себя совсем не как англичанин. Вместо того чтобы проявить сдержанность, он похитил ее. Скандал взбудоражил все португальское общество, и они вынуждены были несколько лет скрываться в Америке, пока мой дед не умер. Во время побега моя бабушка, испытывая глубокие материнские чувства, захватила с собой своего сына. Это был мой отец. Тогда ему было два или три года.

— И именно тогда мой дед спас его, вытащив из воды?

— Да. У любовников не было времени дожидаться отправления подобающего им роскошного судна. Оскорбленный висконд преследовал их по пятам, и они отправились в Новый Свет на корабле, набитом ирландскими эмигрантами.

— Какая романтическая история!

Рамону до боли хотелось поцеловать ее.

— У них больше не было детей, — сказал он. — Лео Санфорд оставил моему отцу все свое состояние. Торговые суда для перевозки вин, предприятия в Америке и в Европе. При этом он выдвинул условие, что тот возьмет фамилию Санфорд. Он отправил моего отца учиться в Англию и делал все, чтобы воспитать его в английских традициях. — Улыбка тронула губы Рамона. — Но он явно потерпел неудачу.

— Однако Санфорды жили в Португалии свыше трех столетий, — возразила Нэнси. — Несомненно, они должны считать себя португальцами, а не англичанами.

— Вы недостаточно хорошо знаете их, — сухо заметил Рамон. — Опорто — настоящий аванпост Британской империи. Там всегда начиная с 1700 года жили самые крупные экспортеры вина: Кокберны, Сандеманы, Санфорды — никто из них не говорит по-португальски. Они играют в крикет на своих великолепных площадках, они застроили все побережье в Фоксе, посылают своих сыновей в частные английские школы и выдают своих дочерей за сыновей других виноторговцев.

— Ваш дед не был таким.

— Нет, не был, и это стоило ему нескольких лет изгнания.

— А ваш отец женился на американке.

— За что я ему очень благодарен. — Рамон протянул руку и взял бокал из ее пальцев, удивляясь, зачем он болтает всякую чепуху, когда единственным его желанием было заняться с ней любовью.

От его прикосновения вся легкость и непосредственность беседы пропали. Нэнси никогда так остро не ощущала близость чужого мужчины. Она почувствовала, как сжалось ее горло, не давая ей продолжить разговор.

— Я видела вашу мать еще несколько раз после той первой встречи.

— В Англии?

— Нет, в Бостоне. Сначала она навестила нас, когда мне было тринадцать, а потом, после смерти моей матери, заходила раза два на протяжении года. Она никогда не задерживалась подолгу, и мне всегда было жаль расставаться с ней.

Он был явно расстроен. Она поняла, что ни он, ни его отец не знали о визитах Зии в Бостон.

— Конечно, — сказал он невозмутимо, — Бостон был родным домом моей матери.

Глаза его были прикрыты непроницаемой маской, и Нэнси очень хотелось узнать, что за ней — гнев или ревность.

— Джек и я провели медовый месяц в отеле «Санфорд» на Мадейре.

— Почти все обеспеченные люди проводят медовый месяц в «Санфорде», — спокойно заметил он.

Его губы сурово сжались. Внезапно Нэнси поняла, что сказала глупость. Он выпустил ее руки и закурил сигарету.

— Зия по-прежнему живет на Мадейре? — спросила она, пытаясь снова восстановить ту легкость и непосредственность беседы, которая вдруг куда-то улетучилась.

Он протянул ей сигарету.