Виктория Холт - Лев-триумфатор

— Мы никогда бы этого не допустили! Слава Богу, есть еще мужчины и в Корнуолле, и в Девоне, которые встали бы стеной и положили этому конец, заявил сэр Пенн. — Но слава Богу, у нас теперь новая королева и она хорошо понимает, что народ в этой стране знать не желает папистов. Мария сожгла наших протестантских мучеников на костре, и, ей-Богу, я бы сжег живьем тех, кто попытался бы восстановить папизм в Англии!

Эдуард побледнел. На какой-то миг мне показалось, что он собирается протестовать. Хани, не отрываясь, смотрела на мужа, предупреждая и умоляя. «Будь осторожен!» — говорил ее взгляд, и, в самом деле, ему следовало быть осторожнее. Я спрашивала себя, что может произойти, если эти свирепые мужчины узнают, что хозяин и хозяйка стола, за которым они сидели, были приверженцами той веры, которую они презирали и ненавидели.

— Отчим моей матери был одним из этих мучеников, — услышала я свой собственный тонкий, ненатуральный голос.

Напряжение тотчас спало. Наша семья, оказывается, была семьей казненного, отсюда само собой следовало, что нас всех объединяла одна религия. Сэр Пенн поднял бокал и сказал:

— За нашу державную повелительницу, которая ясно дала понять свои намерения!

Мы все могли пить за здоровье нашей королевы — и выпили. Единодушие было восстановлено.

Заговорили о Коронации, и оба гостя охотно выслушивали несколько минут наши рассказы. После этого разговор перешел на местные темы толковали о приходских делах, о перспективах охоты на оленя; нас пригласили посетить Лайон-корт.

Гости ушли Поздно вечером. Поднявшись в свою комнату, я почувствовала, что мое возбуждение еще не улеглось, и села у окошка, понимая всю бесполезность попыток уснуть.

Вскоре в дверь постучали, и вошла Хани, одетая в длинную ночную рубашку голубого цвета. Ее чудесные волосы были распущены по плечам.

— Ты еще не легла?

Она села и пристально посмотрела на меня:

— Что ты о них думаешь?

— Неотесанные мужланы, — ответила я.

— Они живут вдали от Лондона и двора и, конечно, ведут себя по-другому.

— Дело не только в дурных манерах. Они заносчивы и самонадеянны…

— Это люди, которые командуют грубыми матросами. Им необходимо проявлять властность.

-..и нетерпимы, — продолжала я. — Как рассвирепел старший Пенлайон, когда он говорил об испанца! Они оба просто глупы. Как будто в мире не хватит места, чтобы все они могли заиметь все, что им хочется.

— Люди всегда домогаются того, что имеют другие люди. Это закон природы.

— Не природы, — возразила я. — Это — обычай, установленный жадными людьми при попустительстве глупцов.

— Ты произвела впечатление на капитана, Кэтрин.

— Мне до этого нет никакого дела.

— Он — яркая личность… и он, и отец.

— Отец, похоже, готов был утащить тебя прямо из-под носа Эдуарда.

— Даже он не посмел бы зайти так далеко!

— Я думаю, он зашел бы так далеко, как только смог. И его сын тоже. Я бы ни тому, ни другому не доверяла.

— Но ведь они — наши соседи. Отец Эдуарда сказал, что мы должны поддерживать добрые отношения с соседями, и особенно с Пенлайонами, которые имеют большую власть в здешних краях.

— Надеюсь, что мы не скоро увидим их снова!

— Если так, я буду очень удивлена. У меня есть подозрение, что капитан намерен ухаживать за тобою, Кэтрин.

Я саркастически засмеялась:

— Он хорошо сделает, если будет держаться подальше. Хани, ты это нарочно устроила!

— Дорогая Кэтрин, ты хочешь оплакивать свое горе вечно?

— Нет, не хочу, Хани. Но я не могу не делать этого!

— Если б ты вышла замуж и родила детей, ты забыла бы Кэри.

— Никогда!

— Так что же ты собираешься делать? Горевать всю жизнь?

— Прежде всего я собираюсь просить тебя не устраивать мне смотрины и не выводить парадом передо мной всех этих деревенских грубиянов. Пожалуйста, Хани, не надо больше!

— Ты переменишься. Ты просто еще не встретила того, кто тебе нужен.

— Сегодня вечером — безусловно нет! Как ты могла вообразить, что этот человек мог возбудить во мне что-нибудь иное, кроме желания быть от него как можно дальше?

— Но он красив, влиятелен, богат… По крайней мере, я так думаю. Тебе придется долго искать, прежде чем ты найдешь более подходящую партию.

— В тебе заговорила самодовольная матрона. Хани, я уеду домой в Аббатство, если ты не бросишь попыток найти мне мужа.

— Больше не буду, обещаю!

— Наверное, матушка попросила тебя об этом?

— Кэтрин, ей так мучительно жалко тебя!

— Знаю. И она ни в чем не виновата, благослови, Боже, ее любящее сердце! О, давай не будем говорить о моих несчастьях. Что, мы действительно обязаны посетить Лайон-корт? По-моему, они помешались на своем родстве с этим животным!

— Фигура льва — их эмблема. Говорят, лев изображен на всех их кораблях… Вообще, это удивительная семейка. Они вошли в большую силу уже во втором-третьем поколении. Я слышала, что отец сэра Пенна был простым рыбаком, который занимался своим ремеслом в маленьком корнуоллском рыбачьем поселке. Потом он построил несколько суденышек и уже посылал других рыбачить. И он строил все больше судов и стал вроде короля в своей деревне. Затем он перебрался через Тамар и основал свое дело в здешних местах. Сэр Пени рос как наследный принц, а став сам хозяином, приобрел еще больше кораблей, бросил ремесло и стал ходить в дальние плавания. Рыцарство ему пожаловал Генрих VIII, который сам любил корабли и предвидел, что авантюристы типа Пенлайонов могут принести большую пользу Англии.

Я зевнула.

— Ты устала? — спросила Хани.

— Устала от этих Пенлайонов.

— Мне кажется, в скором времени они опять уйдут в море — по крайней мере, сын.

— Будет очень приятно не видеть их больше!

Хани встала и открыла, наконец, главную причину своего прихода:

— Ты, надеюсь, поняла, что они фанатически относятся к религиозным убеждениям?

— О да! Но меня поразило, что они вообще их имеют!

— Мы должны быть осторожны. Нельзя, чтобы они узнали о том, что мы служили мессы в этом доме.

— Я и без того устала от этих конфликтов, — заверила я ее. — Можешь положиться на меня, я не пророню об этом ни слова.

— Похоже, — сказала Хани, — что поднимается движение против истинной веры.

— А которая из них истинная? — гневно спросила я. — Ты говоришь, что дорога в Рим — самая прямая Потому, что Эдуард верит в это, и иначе ты не смогла бы стать его женой. Мы знаем, что члены нашей семьи придерживались протестантских взглядов. Так кто же прав?

— Конечно, прав Эдуард… мы правы!